Гамаль Аль-Гитани
Аз-Зейни Баракят
Где есть первый, есть и последний, у каждого начала есть конец.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Месяц раджаб 922 г. хиджры.
Август — сентябрь 1517 г. н. э.
Отрывки из путевых записок венецианского путешественника XVI в. Висконти Джанти, который не раз бывал в Каире во время своих странствий по свету.
Записки содержат описание Каира и того, что там происходило в августе 1517 г., соответствующем месяцу раджабу 922 г. хиджры.
Неспокойно на земле египетской в эти дни. Чужим мне кажется лик Каира, не таким, каким я знавал его во времена моих прошлых путешествий. Другими стали речи его жителей. Я знаю язык этой страны и его наречия. Город словно больной человек, готовый расплакаться, или женщина, которая боится, что ее кто-нибудь похитит в сумраке ночи. Даже небо потеряло свою голубизну и ясность. Оно покрыто какой-то мутной дымкой, принесенной ветрами из дальних стран. Мне вспоминаются индийские деревушки, которые поразила чума. Ночью воздух в них тяжел от сырости, дома настороженно ждут, что им принесет завтрашний день.
Прислушиваюсь к топоту копыт по мостовой. Он постепенно стихает. Осторожно выглядываю сквозь резные ставни окна, стараясь, чтобы никто меня не заметил… Тьма окутывает дома… Не видно минарета новой мечети султана Аль-Гури. Ее построили не так давно. Во время моего последнего пребывания здесь, собираясь в долгое путешествие по Востоку, я слышал о приготовлениях к строительству и о возведении огромного купола.
Боязливо высовываю голову на улицу: как бы во тьме не наткнуться на безжалостных стражников. Увидят, что я чужеземец, и предадут смерти без суда и следствия, не спросив, кто я и откуда. Не дадут даже сказать, что я не только лично знаком с правителем Каира эмиром Куртабаем, но дважды слышал самого Аз-Зейни Баракята бен Мусу, принявшего должность хранителя мер и весов Египта. Он имеет множество должностей и постов, отвечает за безопасность и порядок в стране. Если бы он увидел меня, то наверняка бы вспомнил. Говорят, он помнит однажды увиденное лицо даже через десять лет.
Останусь эту ночь дома на всякий случай. От дозорных мамлюков не спастись!
Запуганные жители запирают двери своих домов на ночь. Свечи в моем доме погашены, чтобы их отблеск не плясал в зрачках супостата.
В сумерках я прогулялся по аль-Хусейнии, испытывая чувство печальной нежности, которое охватывает меня всякий раз, когда я попадаю в страну или город, где уже бывал раньше. Обычно я несколько дней бесцельно брожу по городу, прежде чем встретиться со своими старыми знакомыми.
Расспрашиваю о тех, кого знаю, оплакиваю тех, кто ушел в мир иной, и, вспоминая тот день, когда кто-то из них покинул юдоль земную, я думаю: «Где я был тогда? В каком городе?» Случайно встретив кого-нибудь из знакомых, открываю ему свои объятия по обычаю страны и целую в плечо. Отступаю немного, чтобы лучше рассмотреть его, и — снова обнимаю. Если он уже не молод, говорю, что он совсем не изменился, по-прежнему пышет здоровьем. Он бормочет слова благодарности аллаху и клянется страшной клятвой, что не отпустит меня до тех пор, пока я не зайду к нему. Мы усаживаемся в гостиной, резные ставни которой открыты в маленький сад, где растет базилик и жасмин. В центре его фонтанчик, выложенный прекрасным разноцветным мрамором. Фонтан начинает бить, как только входит гость.
Но сегодня, хотя я и долго бродил по улицам, не встретил никого из своих старых приятелей. Может быть, они неузнаваемо изменились? Я слышал от простолюдинов, что немало знатных людей и шейхов переправили свои богатые одежды и самые ценные вещи в укромные отдаленные места. Их чада и домочадцы перебрались в деревню. Они сами оставили свои дома и поселились в мазарах[1] и на кладбищах.
Ходит множество слухов. Каждый говорит, что ему заблагорассудится. Всякий судачит о том, что его касается и не касается. Некоторые требовали, чтобы вмешался эмир Туманбай и заставил болтунов прикусить языки. Другие говорили, что этого нельзя делать: если остановится поток новостей, значит, произошло что-то ужасное, о чем страшно и подумать. А третьи кричали, действительно ли может случиться такое, о чем и подумать страшно?
Нет! Воинство султана состоит из рыцарей и защитников ислама. Каждый из них стоит тысячи турок. Повергнутые достославным Кайтабаем, они не избегнут поражения и от руки Аль-Гури.
Коли все это правда, сомневаются другие, почему же нет и в помине радостных известий, не кричат глашатаи и не бьют в барабаны барабанщики? Как поверить в то, что ничего не случилось, не произошло, когда кругом так тревожно?!