Закария спустился в подземелье. Перед ним было другое лицо: обида состарила его на десять лет. Вначале ему даже померещилось, что юношу подменили. Куда девалась красота, свежесть утра жизни? Он позвал его по имени, но Шаабан не ответил, не произнес ни одного звука. Исчез блеск молодости, сломалась ветка на розовом кусте. Юноша забыл страны, в которых бывал, деревни, которые видел, белые снега, о которых так увлекательно рассказывал. Какая тайная мысль смутила Закарию? Он поспешно ушел из подземелья. Несколько раз он возвращался тайком. Вид юноши пугал его, приводил в ужас: Шаабан таял на глазах и стал похож на привидение. Если бы еще было время, он, может быть, и проник бы в тайну, распутал дело, может быть, добрался бы до тайны отношений султана с его слугой Шаабаном… Но теперь не до того. Этой ночью Закария задыхается от злости, его душит гнев. Он решает задушить Шаабана и закопать труп. Он сам следит за казнью… Мабрук один справился с делом. Глухие удары его заступа звучат в ушах Закарии.
Необычность случившегося и гибель юноши отдаются зловещим звоном в душе Закарии. Однако он должен был совершить задуманное. Могли прийти, застать Шаабана живым и отвести его к султану:
— О повелитель! Вот твой любимый слуга! Мы нашли его у Закарии бен Рады, главного соглядатая и наместника Али бен Аби-ль-Джуда. О повелитель! Закария изменил тебе. Он похитил твоего любимца, надругался над самым близким для тебя существом. Смотри, что он сделал с ним: его нельзя узнать, от него ничего не осталось! И это главный соглядатай, которого ты сам когда-то приблизил к себе! Ты почти выказал перед ним свою слабость, когда от всего сердца просил его послать людей на поиски Шаабана, твоего любимца и бескорыстного друга, а этот Закария…
Да, тут не избежать расплаты, верной гибели. Здесь уже речь не может идти о том, что накажут бичами или посадят на кол. Виселица — благость, о которой нечего и просить. Удушение — трудноисполнимое желание, а смертельный яд — рай, который не для таких, как он. Султан прикажет зажарить его живьем на медленном огне. До этого же зажарили троих на вертеле. Единственное, что о них говорили, будто их видели вместе с юношей несколько раз. Султан не стал ждать выяснения, кто они и откуда. Что общего было между этими тремя простолюдинами и Шаабаном? Закария этого не знает. Юноша ничего не рассказал ему ни о них, ни о том, зачем они встречались с ним. Если этой ночью все обойдется, завтра же он отправит несколько наиболее опытных, умеющих всюду проникнуть и остаться незамеченными соглядатаев, чтобы они попытались выяснить личности этих троих, собрать, какие удастся, сведения о юноше-слуге. Кто знает, может быть, о нем, мертвом, удастся узнать больше, чем о живом? Может быть, выяснится такое, что и в голову не может прийти.
Пожар вспыхивает, когда не обращают внимания на искры. Действительно, небезопасно было оставлять Шаабана или кого-нибудь другого из узников в живых. Любой, кто окажется здесь, каким бы ничтожным, безродным бродягой или безымянным мелким воришкой он ни был, станет сейчас важным свидетелем. И чернь, и знать будут поносить его последними словами, обвинять в самых ужасных деяниях: «Закария бросает в темницу народ! У Закарии тюрьма под домом! Сколько душ он уже загубил?! Как только он не измывался над плотью — творением господним!»
Поднимут голову его ненавистники — эмиры и простолюдины, блюстители добродетели и шейхи разных вероучений, студенты и семинаристы Аль-Азхара, завопят, увидев заключенных: «Закария хватает бедных и несчастных! Все они ни в чем не повинны! Они не грешили, не замышляли заговоров, не воровали, не поносили при всех ни эмира, ни визиря!..»
Сейчас он сам осмотрит тюрьму. Возьмет у Мабрука факел и внимательно оглядит каждую нишу… Запах гнили и разложения… Он раздражает его обоняние… Однако терпение!
Закария доволен: несколько ночей в темнице не будут слышны стоны и жалобы. Узники не будут хриплыми голосами спрашивать имена друг друга, названия деревень и местностей, откуда они родом, и почему попали сюда. Закария смотрел на их лица и удивлялся: кто они? Они будто появились здесь без его ведома. Череда лет и множество дел стерли их лица из его памяти.
Теперь можно успокоиться и выйти подышать свежим воздухом. Можно побыть одному. Мабрук без слов поймет, чего хочет его хозяин, исчезнувший в темноте. Нащупывая рукоятку своего короткого кинжала с отравленным клинком, Закария твердым шагом пересек широкий двор.
Сверху доносится шелест одежды, нежный, как трепетанье шелковой нити, как взмах крыльев бабочки, слышится смех. Они болтают друг с другом там, на женской половине. Но этой ночью он не пойдет ни к одной из них. Не зайдет взглянуть на своего сына Яса. Он толкает невидимую в стене дверь, закрывает ее за собой и поднимается по узкой лестнице на самый верхний этаж канцелярии, примыкающей к его дому.