Около полудня Закария вошел в гардеробную. Это длинная узкая комната, в которой хранятся все виды одежды, которые только можно себе вообразить: чалмы, которые носят султаны и тысячники, меховые пальто, сирийские шальвары, гильбабы, рясы шейхов Аль-Азхара, кафтаны, дешевые галабийи торговцев сладостями, фруктами и мясом. Закария знает, зачем пришел. Он выбрал белую просторную джуббу[30], маленькую зеленую чалму с красной лентой, взял палку из пальмовой ветки и вышел через заднюю дверь дервишем ордена Сиди Марзука, ученика Сиди Ахмада аль-Бадави. Он шел неторопливым шагом, останавливаясь время от времени, и издавал протяжный крик:
— Аллах велик! Аллах велик! О Сиди Ахмад, продли нам жизнь.
Закария шел медленно. За ним следовал немой силач Джубран. Именно с ним Закария всегда отправлялся в путь. Тот хранил его в дороге от беды и людской злобы, которая шарит клинком, выдернутым из ножен, чтобы найти путь сквозь ребра к сердцу. Несмотря на тревогу, одолевавшую его, Закария, как обычно, ощутил радость, оказавшись среди людей: никто не сможет узнать его, даже самый приближенный к нему человек — начальник соглядатаев Каира. Все они у него в руках. Разве не он глаза и уши султана? Тысячи мужчин, женщин и детей находятся у него под рукой, не зная друг друга в лицо. Они доносят Закарии, о чем в домах осмеливаются говорить лишь шепотом, кто и куда направляется с каждого клочка земли. Если человек говорит недозволенное, Закария тотчас узнает, кто он такой.
Однако, войдя в Аль-Азхар, Закария на этот раз не на шутку испугался — никогда еще ему не доводилось видеть такое скопище народа. Его охватило негодование: почему молчит султан? Кто знает, чем может закончиться этакое собрание? То, что происходит, — страшная ошибка! Надо непременно довести это до сведения важных особ и самого султана. Молчание может привести к тому, что дело примет еще худший оборот. Этого нельзя допустить! Происходящее предвещает последствия, о которых несведущие люди не подозревают. Вот сейчас Закария возьмет свиток, который ему принес Мабрук… Донесение начальника каирских соглядатаев — краткое изложение сведений, которые он получил от своих людей за день.
«Он стоял на кафедре старинной мечети Аль-Азхар. Мечеть была полна народу всякого рода и звания. Они кричали так громко, что от их крика дрожали колонны, а минареты готовы были склонить свои головы. Казалось, нет силы, способной заставить их замолчать. Однако Аз-Зейни поднял правую руку с раздвинутыми пальцами (рука обычная, пальцев — пять), и, как по мановению волшебной палочки, воцарилась полная тишина. Потом говорили, что у него есть особая сила заставить людей смолкнуть. А если бы он захотел, чтобы они заплакали, то сделал бы и это. Голос его звучал спокойно. Вот смысл сказанного им:
Во-первых, он-де никогда бы не принял должность хранителя мер и весов, если бы заранее не предупредил эмиров о том, что его душа требует что-то сделать для блага подданных; если бы не его беседа со знающим законы и уложения, благочестивым и набожным слугой аллаха шейхом Абу-с-Саудом, он никогда не принял бы этой должности.
(Здесь поднялся крик, все повторяли: «Не хотим никого, кроме тебя! Только ты нам люб!» Раздавались и другие возгласы примерно того же содержания. Снова поднялась его рука, люди успокоились и стали слушать.)
Во-вторых, он сказал, что не страшится никого, кроме аллаха. Как он сможет предстать перед господом, не ведая о том, что кто-то из созданий господних терпел несправедливость от его, Аз-Зейни, помощников? Это для него невыносимо! Он даже слышать о подобном не может! И посему всякому подданному, который станет жертвой несправедливости, будь он бедняк или богач, живи он близко или далеко, надлежит обратиться к его, Аз-Зейни, заместителю, если обидчик не будет наказан после рассмотрения дела и выяснения правды.
В-третьих. Он сказал, что не станет все время проводить в Каире, а будет разъезжать по стране. Только сегодня ему добавили обязанности смотрителя мер и весов Гизы. Он будет ездить повсюду, то появляться, то исчезать, дабы знать, как живется народу. Что же касается его дома в Каире, то его двери открыты днем и ночью для каждого, у кого окажется дело к нему, Аз-Зейни. Он примет всякого, важного или не важного, независимо от его должности или звания. Тот же, кто творит несправедливость, должен понести наказание на виду у всех.
В-четвертых, и это особенно важно. В каждом квартале, сказал Аз-Зейни, на каждой улице, в каждой деревне, селении и в каждом поместье у него будут глаза, дабы узнавать о беззакониях, которые чинятся, и сообщать ему.