— Я знаю, что Аз-Зейни укрылся в таком месте, о существовании которого знают лишь немногие…
Он умолк, ожидая, что заговорит один из этих немногих. Но собравшиеся стали спрашивать:
— Где это, Саид?
— Он посылает слуг во все концы Египта, чтобы побудить шейхов бедуинов прислать своих людей в Каир…
Все напрягли слух, а я мысленно представил себе, как Аз-Зейни из своего укрытия в эти дни, наполненные важными событиями, рассылает своих гонцов в разные страны, в отдаленные крепости кочевников в пустыне.
— Возможно ли, чтобы страна осталась без главного хранителя мер и весов, когда идет война? — воскликнул кто-то.
— Когда Аз-Зейни уезжал всего на неделю, цены подскакивали, едва его спина скрывалась за воротами Каира, и каждый делал, что ему вздумается. Что же будет, по-твоему, теперь, Саид, когда он совсем исчез?
— Ничего… Око Аз-Зейни следит за всеми, хотя он и далеко. Не забывайте о Железном Закарии…
Все замолкли. В глазах — немая мольба, в груди — леденящий страх.
…По дороге медленной вереницей шли арестованные крестьяне, скованные одной цепью. Видно, их вели в тюрьму. Какой-то мальчишка показал им язык. Вдали застучала дробь барабана. Возможно, очень скоро эти крестьяне расстанутся с жизнью. Я пошел невдалеке от них. Они переводили глаза с одного предмета на другой, словно хотели унести в своей памяти все, что им встречалось на пути. Такую же картину я наблюдал в Танжере: за пределы стен Белого города гуськом выходили люди, связанные нитью неминуемой смерти. В их глазах было то же выражение. Человек, которого вели на казнь на том островке в Индийском океане, беззвучно молил о пересмотре его дела, о том, чтобы его настигла птица Рох[3] и унесла прочь. Глаза говорят одно и то же, когда человек знает, что через несколько шагов, через точно отмеренное время он не откроет их никогда, что для него навсегда исчезнут все приметы бытия. Возможно, я умру в следующее мгновенье, но мне это неведомо. Когда же человек доподлинно знает, что в назначенный час расстанется с жизнью, это знание накладывает на лица всех одну и ту же печать: взгляд уходящего в иной, неведомый мир. И нет тебе ни спасителя, ни избавителя, ни надежды на чудо, а только человек в своем неодолимом одиночестве. Вспоминаю свои переезды из страны в страну, свои вечные странствия, своих предшественников, людей, отправившихся в путешествие, которое, возможно, продлится тридцать лет. Может быть, кто-нибудь из них уже умер где-нибудь за тысячи фарсангов[4] от родины.
Я шел, и душу мне теснил страх. Все, что я вижу, вселяет ужас. Каиру уготована неведомая судьба. Чужим стал лик его. Я шел с опаской. Вчера мамлюки вышли из крепости, напали на Хан аль-Халили[5] и чуть не сожгли его дотла. Схватили чужеземного купца, сиречь турка-османа, который собирал сведения о положении населения и сообщал своим. Народ чуть было не растерзал его. Однако люди из сыскной службы Закарии бен Рады, помощника Аз-Зейни, забрали его и сохранили ему жизнь, чтобы провести полное дознание и найти его соучастников.
Я слышал, как один человек говорил о казни вали[6] Куртабая, будто бы тайно свершившейся в подвалах Крепости. Но эти слухи не подтвердились. Ужас объял людей, когда пошли разговоры о том, что из Дамаска в Каир прибыл гонец, пробравшись окольными путями через пустыню. Будто бы он появился в Крепости, пошел к Аз-Зейни и передал ему страшную весть о том, что войско султана разбито вблизи Алеппо[7]. Подробности неизвестны.
Говорят, что путешественники больше всего любят вспоминать о важных событиях, след которых отпечатывается на лицах людей, ликах городов и стран. Через много лет после того, как путешественник был свидетелем начала войны или страшного мора, он говорит: «Я видел это собственными глазами».
На закате как будто огромная рука хватает людей на улицах и бросает их в дома. В воздухе стоит запах, который я ощущал в Хайдарабаде в Индии, когда его неожиданно поразила эпидемия чумы. Почти год она держала меня своим пленником. Каждый день жизнь моя висела на волоске.
Каир напоминает мне сейчас опрокинутого навзничь человека с повязкой на глазах, которого ждет неизвестность. Мне кажется, я чувствую дыхание людей, спрятавшихся за стенами своих домов. Собравшись тесно в кружок, они шепотом обсуждают новости, которые им удалось услышать. О чем они говорят, неизвестно.