(Тут собравшиеся в мечетях заплакали, а некоторые стали выкрикивать: «Да разобьет господь фонари! Да уничтожит господь фонари!»)
Решение верховного кадия[44] Каира:
«С вывешиванием фонарей бежит божественная благодать от людей».
Первый день месяца мухаррама[45] 913 г. хиджры.
Кадий ханифитов[46] придерживается иного мнения:
«Фонари изгоняют бесов, освещают чужестранцам дорогу в ночи, предотвращают ночные нападения мамлюков и воровского народа на невинных людей».
Верховный кадий Египта:
«Один из улемов нарушил все законы и устои веры, встав в ряды приверженцев фонарей».
Великие эмиры обращаются в Крепость:
«Господин наш султан, появление фонарей во всех кварталах побудило жен простолюдинов выходить на улицу после вечерней молитвы и гулять по городу, собираться вечером перед домами и базарами, что противно понятию благопристойности и стыдливости».
Хайр-бек:
«Малолетние отроки теперь допоздна не расходятся по домам, а торчат на улице часами, распевают песни и прибаутки, издеваются над нами и бросаются камнями в наших мамлюков. В разговоре употребляют самые непристойные выражения».
Каусун:
«Такое мог сотворить только человек, желающий посеять семена бунтарства и разврата».
Тагляк:
«Освещение города и вечерние посиделки жителей при свете фонарей оскорбляют достоинство правоверного мусульманина и унизительны для султаната».
Кан-бек:
«По вечерам Аз-Зейни посылает своих людей чистить фонари, для чего они влезают на деревянные лестницы. Это с его слов. В действительности же они, о господин наш и эмиры, занимаются тем, что разнюхивают, что делаем мы и простолюдины, подглядывают за всем, что творится в домах у людей».
Таштамир:
«Верно, это доподлинно так!»
Верховный кадий Абдель Барр:
«Кадий ханифитов дал опасный пример, подобного которому не было доселе. Он пошел противу нас и сказал «нет». То был опасный ответ».
В галерее семинаристов из Верхнего Египта.
Некоторые семинаристы согласились с тем, что сказал верховный кадий Абдель Барр бен аш-Шахна. «Человек, подобный ему, — говорили они, — не стал бы заниматься фонарями, если бы дело не было столь важно, гораздо важнее, чем это кажется кое-кому».
— Вам везде чудится неладное, — сказал Саид и привел в пример главные улицы Каира, где фонари горят перед лавками всю ночь.
Один из семинаристов возразил ему:
— Это неверно. Лавки запирают на ночь после ужина, и еще до полуночи все спят в своих постелях.
— Неужели кому-нибудь из вас не нравится, что кварталы и дома освещаются и люди чувствуют себя в безопасности? — с горячностью произнес Саид. — Эмирам хочется, чтобы было темно и их мамлюки могли вытворять все, что им вздумается.
— Да, да, все, что говорит Саид, верно, — сказал Омру бен аль-Одви.
— Ты, Саид, всегда не согласен, — заметил семинарист-сириец.
— Я не согласен только с тем, что считаю ошибкой, — возразил Саид с горячностью.
— Разве ошибается верховный кадий? — спросил нубиец.
— Действительно, разве ошибается верховный кадий? — забормотали остальные.
Мансур наклонился к Саиду и зашептал:
— Зачем нужно это новшество — фонари? Разве нет у людей дел поважнее и более достойных внимания и забот Аз-Зейни? Кроме того, если говорить откровенно, Саид, это новшество лишь способствует еще большему падению нравов.
Саид умолк. Кто знает, быть может, внедрение фонарей прикрывает цели, которых он не видит?
— Эти фонари все перевернули вверх ногами, — сказал сириец. — Неужто никто из важных особ или неважных не осмелится снять фонарь со своего дома?
— Все боятся Аз Зейни, — крикнул семинарист из Манфалуты.
— Да-да, — подтвердил Омру.
— Неужели его боится сам Аса-бек-воин? — съязвил Мансур.
Саид прикусил верхнюю губу. Эх, если бы он мог сказать им: «Вместо того чтобы заниматься пустой болтовней, присмотритесь к тому, что творит Закария! Как он навязал себя Аз-Зейни!» Но… действительно ли навязал? Кто знает? Может быть, должность досталась ему с согласия Аз-Зейни?
— А дело-то вовсе не в фонарях, — сказал Омру бен аль-Одви.
Народ в мечетях и на улицах кричал?
«Да проклянет аллах фонари!»
«Да проклянет аллах фонари!»