Я возвратился домой. Голова у меня шла кругом от противоречивых сведений, но в одном нет сомненья: люди здесь, живут в безопасности. Я повсюду видел шумную, веселящуюся толпу.
На следующий день я поднялся спозаранку, чтобы пойти в мечеть. Если мне на роду написано, чтобы меня схватили, я попрошу отвести меня к Аз-Зейни.
Ни один чужеземец, особенно из Европы, не может ступить на землю Египта, пока не сообщит властям свое имя и страну, из которой прибыл. Это новое правило, которого не придерживались во время моего первого посещения Каира. Если Аз-Зейни меня спросит, что я здесь делаю, я скажу ему, что путешествую, чтобы повидать мир. Ибн Муса поймет меня. Надо обязательно добиться встречи с ним. Я видел его лишь во время казни его предшественника самым странным из когда-либо виденных мною способом — пляской до смерти! Я решил не упускать случая послушать Аз-Зейни. Для этого я пошел в мечеть. Я сразу же заметил среди молящихся каких-то людей в одежде синего цвета с желтыми воротниками. Они наблюдали за всем, что делали молящиеся. Чем ближе к первым рядам, тем их становилось больше. Чтобы чувствовать себя в безопасности, я сел так близко к одному из этих людей, что почти касался его плечом. Я вовремя вставал и опускался на колени, ибо знаю порядок совершения молитвы. Здесь проще, чем в деревнях Индии, где религиям и обычаям нет числа.
Среди собравшихся прошло какое-то движение, которое распространилось дальше, как круги от брошенного в спокойную воду камня. Взоры всех были прикованы к деревянной кафедре. На ступенях лестницы, ведущей к ней, появился правитель Каира, хранитель мер и весов всей египетской земли Аз-Зейни Баракят бен Муса. Я напряг свой слух. Он говорил на диалекте, что было нарушением обычая, насколько мне известно. Я вынужден был приложить руку к уху, чтобы лучше слышать его. Он начал тихо, потом его голос окреп и стал громче.
Я видел, как Аз-Зейни входил в свою должность, как ревностно следил за установлением справедливости (что нравится одним и не нравится другим). Перед ним открылась возможность награбить денег и накопить яхонтов, рубинов, жемчуга и кораллов, как делали его предшественники и делают другие. Но он отверг этот путь, страшась суда лишь Его одного (я имею в виду аллаха). И вот сейчас у него есть лишь то, что положил ему господь.
Аз-Зейни сказал, что обязался перед султаном собрать денег в некоторых местностях и даже смог получить в несколько раз больше, чем они обычно выплачивают. И никто при этом не пожаловался и не пострадал, ничего не было отнято у крестьянина-бедняка, и никто не был вынужден покинуть страну. Кроме того, он положил конец нападениям кочевников на дома крестьян. Таковы его успехи в деревне. Если же говорить о налогах, то разве выразил недовольство по их поводу хоть один человек? Множество обложений было отменено. Тут Аз-Зейни немного помедлил, и… люди услышали одну из тайн султана, о которой ни одна живая душа не осмеливалась даже заикнуться: султан намеревался ввести новый налог, но благодаря своему милосердию и справедливости он удовлетворил ходатайство Ибн Мусы и отказался от своего решения. «Да хранит тебя аллах! Да хранит тебя аллах!» — кричала толпа. «Чего стоит заступничество, если оно не встречает милосердного сердца, такого, как сердце нашего султана? — продолжал Аз-Зейни. — После моего возвращения из Крепости, а это было в субботу, и отъезда в Верхний Египет, дабы удостовериться, в каком положении находятся там дела… — голос Аз-Зейни задрожал от волнения, и речь его прервалась. Среди собравшихся поднялся шум. Люди в синей одежде с желтыми воротниками посовещались о чем-то, потом разошлись в разные стороны, но встали уже в других местах… — В полдень в субботу, — продолжал Аз-Зейни, — в Крепости появился этот человек, да простит его аллах! Абу-ль-Хайр аль-Мурафи. Тот самый Абу-ль-Хайр, который за один год погубил тридцать три семьи». Ибн Муса не порицает Абу-ль-Хайра, а только приводит факты, подкрепленные неопровержимыми доказательствами. Дома были разрушены, а сироты свидетельствуют, что их родители преждевременно скончались. Кто предоставил Аз-Зейни эти сведения? От кого он узнал, кем в действительности был Абу-ль-Хайр аль-Мурафи? От своего верного и преданного наместника, который так же ревностно оберегает справедливость, как и собственный дом. Аз-Зейни указал перстом на первый ряд: от Закарии бен Рады… Люди вытягивали шеи, чтобы разглядеть Закарию, и кричали: «Долгие лета Закарии! Долгие лета Закарии!»