Звуки города все тише. Как ему нужно уединиться, окружить душу стеной молчания, воскресить в памяти давние дни, дабы постичь тайну улыбки, застывшей на губах четвертованного, попытаться собрать его пепел, спросить его дух: в чем тайна?.. Мансур ушел. Его преследуют призраки вероломного времени. Мансур дрожит от страха. Возможно, он приходил, чтобы почувствовать себя в безопасности? Но какая может быть безопасность, когда не видимые никому глаза сковывают его мысли, направляют его поступки?
Мансур передал, что говорят в народе: «Наш учитель остановил свой выбор на Аз-Зейни. Какого же заступника нам еще желать?»
Ах, если бы крикнуть: «Хватит!» — и уйти. Но куда? Неминуемо встретишься с антихристом! Куда же? В келью, которую он вырыл собственными ногтями? И это конец пути? Да, он попался в коварную ловушку, тщательно подготовленную притеснителем.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Отрывок из путевых записок итальянского путешественника Висконти Джанти (1517 г. — 922 г. хиджры)
Кажется, во время этого моего путешествия в египетские земли, третьего по счету, мне уготовано судьбой стать свидетелем важных событий. Через три дня по прибытии из суданских земель я вышел в город и узнал, что султан отбыл в Сирию воевать с султаном османов. Я услышал голоса муэдзинов, которые молили аллаха даровать победу своему султану. Мне сказали, что Каир с надеждой и страхом ожидал субботы. Я был воистину огорчен тем, что попал в Каир после того, как султан уже ушел в поход во главе своего войска в Сирию. Но чтобы не лишать жителей моей страны возможности узнать, что это был за поход, и для верности я позаимствовал его описание у своего друга шейха Мухаммеда Ахмада бен Ияса. Это один из известных ученых людей Каира. Им составлена обширная история египетской земли. Если мне будет подарено достаточно времени, я бы хотел познакомить жителей моей родины с этим трудом. Ибн Ияс, несмотря на свой преклонный возраст, присутствовал на церемонии отбытия султана и записал то, что видел. Он разрешил мне перевести написанное.
Мой друг Ибн Ияс пишет:
«…Досточтимый султан Абу-н-Наср Кансо аль-Гури выступил. Примерно на расстоянии двадцати шагов впереди него шли наместники. Султан ехал верхом на высокой каурой кобыле под позолоченным седлом и чепраком. На нем была белая баальбекская аба, отороченная широкой каймой из черного шелка с золотым шитьем. Говорили, что на нее ушел пятьсот один мискаль[66] венецианского золота. В тот день султан выступал во всем своем блеске и величии. Его мужественный облик радовал глаз. Все прославляли его. Следом шел знаменосец султана. За ним шествовали начальник мамлюков Сунбуль аль-Османалий и его оруженосцы в богатых одеждах.
Султан вошел через ворота Зувейля и проследовал с этой процессией через весь город. Каир весь день жил ожиданием. Простой народ громко молился за него. Все вышли на улицу. Никто не остался дома. На лицах было написано волнение. Женщины приветствовали его из окон традиционной загрудой. Шествие продолжалось, пока султан не вышел за ворота ан-Наср. Это был знаменательный день.
Вслед за тем двинулось султанское имущество: деньги, золото и серебро. Говорили, что у султана одного золота на тысячу тысяч динаров, не считая других драгоценных металлов. Он изъял из казны все, что собрал с начала своего правления до выступления с войском. Султан оставил совершенно пустой и сокровищницу государства, забрав с собой все сокровища и дары, которые в ней были, а также принадлежавшие его предшественникам ценности в виде богатого оружия, седел, золота, хрусталя, драгоценностей, расшитых чепраков, барабанов, соколов, подносов, роскошных седел для верблюдов и другого королевского имущества.
В путь отправились несколько писцов казны, сопровождавших султанское имущество, и несколько казначеев, тоже разодетых в богатые одежды. Все имущество было погружено на пятьдесят верблюдов. Говорят, что все эти богатства султан разместил в крепости в Алеппо. В воскресенье, шестнадцатого числа, султан послал глашатая к военачальникам в Каире, сообщая, что выступит из ар-Редании в пятницу, двадцатого числа месяца рабиа ас-сани (по мусульманскому календарю), и чтобы никто из тех, кому определено выступить, не опоздал и не пытался отделаться отговорками и извинениями. Когда султан встал палаточным лагерем, он сделал несколько назначений на время похода. Султан поставил кадия Махмуда бен Агу своим секретарем, кадия Аля ад-Дина бен аль-Имама — инспектором двора, кадия шихаба Ад-Дина Мухаммада Ахмада бен аль-Джиана — начальником королевской канцелярии, кадия Аз-Зейни Баракята ибн Мусу, как и прежде, хранителем королевской казны, вали Каира и радетелем всех египтян. К его большим должностям была еще добавлена должность хранителя султанских сокровищ.