— Ты раскрыл себя и раскрыл нас.
У Омру отнялся язык. Что с ним будет? Когда посыльный зашел за ним в аль-Фустат, он уже продумал, что будет говорить: единственное, что ему нужно, — это пристанище. Он может работать слугой, выбивать матрацы, мыть посуду. Разве он не служил им со всем усердием? Разве он ошибся хоть в одном из своих прежних донесений? Разве не ему они обязаны раскрытием десятков подстрекателей? Но сейчас, сидя в этой комнате, он забыл все слова.
Заместитель начальника соглядатаев Каира поднялся. Омру заметил, что у него утомленный вид. Если бы можно было сказать ему: «Отдохни! Не утруждай себя так!» Если бы можно было поговорить с ним попросту!
— Из-за тебя у нас будут неприятности.
Сердце у Омру упало. По тому, как говорил этот человек, как двигался, шагая по комнате и ударяя кулаком правой руки по ладони левой, Омру понял, как решено с ним поступить.
— Прямо здесь?
И Омру погрузился в вечную тьму. Над ним витал призрак влюбленного, потерявшего свою подругу… Ему хотелось подойти к заместителю начальника и тихо шепнуть: «Подумай о себе. Здоровье у тебя не в порядке». И заместитель ему ответит: «Да хранит тебя аллах, Омру!»
САИД АЛЬ-ДЖУХЕЙНИ
Со старой рваной тряпкой в руке подошел Хамза бен ас-Сагыр и сказал, вытирая место, где обычно сидел Саид: «Давно тебя не было видно, шейх Саид… Больше двух лет… Видно, не дорогá тебе наша дружба!»
Саид прищурился: уставшие глаза отказывались различать предметы. Верит ли Хамза сам тому, что говорит? Может быть, притворяется? Или действительно не знает, что случилось? Неужели до него ничего не доходило? Если он делает вид, что не знает, значит, это не без скрытого умысла. Неужели хотя бы случайно он не слышал о Саиде в разговоре между семинаристами, которые наведываются к нему в лавку? Хамза потирает руки. В его приветствии искренняя теплота и радушие. Может быть, ему посоветовали притвориться? Однако его открытый взгляд не вызывает сомнений или недоверия.
— Не так уж долго я отсутствовал, брат Хамза!
Ответ короткий и достаточно ясный, чтобы дать понять Хамзе или другому соглядатаю, стоящему поблизости, скрывающемуся в лавке либо в ином укромном месте, что Саид не жалуется на то, что произошло. Саид знает, что за ним следят. Где бы он ни находился, он всегда под неусыпным надзором: что он говорит, с кем встречается, что ему отвечают. Все сказанное им потом тщательно разбирается. От них не укроется тайный смысл его слов. И сколько бы ни прошло лет, его могут схватить и подвергнуть жестокой расправе, даже если ему останется жить всего один день. Чтобы подчинить его своей воле, они могут заставить его пережить за один день столько мучений и страданий, сколько человеку не испытать за всю его жизнь.
Саид наблюдает за улицей. Зимой на сердце тоска. Пульсация крови в висках похожа на ритмичный стук шагов по бесконечно длинным коридорам… Лица смотрящих на него спокойны и холодны, сверлят его взглядом. Он довел их до изнеможения своим упорством. Они повторили ему все слова, которые он постоянно шептал во сне в галерее. В свое время один из его однокашников рассказал Саиду об этой его привычке. Многие говорят во сне, но слова их невнятны. А Саид повторяет всего несколько слов: «первый», «последний», «вчера», «завтра», «единственное число». Целый месяц они допытывались, что значат эти слова. Но он клялся, что и сам не знает. Они сжалились над ним и поверили. Потом ему воспроизвели разговоры, которые он вел с другими людьми в разные периоды его жизни. Затем посыпались вопросы о значении слов, отдельных букв и предлогов, вопросительных интонации — талисманов, оберегавших его душу от вторжения. В конце концов они расшифровали их, хотя он всегда думал, что это невозможно. Они смели все преграды, проникли через самые узкие щели, обескровили и обессилили его. Он поймал себя на мысли, что думает о них и о том, что они с ним сделали. Что, если они догадались, о чем он думает, поняли, что он неверно оценивает их работу, приписывает им ужасы, которых не было? Да, которых не было, не было! Неужели нет такого лекарства, которое дарит полное забвение? В его ушах звенят крики неизвестных ему людей, которые корчатся от боли, но крик не приносит им облегчения от чудовищных страданий… Застойный воздух в закрытых ямах… Прикосновение цепей… Он встряхивает головой, отгоняя видения, о которых он хочет забыть. Все, через что он прошел, — тяжкий сон, да, сон.
— Храни нас, аллах, во имя пророка!
Лицо Хамзы ас-Сагыра улыбается. И слова он говорит как будто добрые. Дружелюбие, лишенное всякой корысти, излучают его глаза.