– Не понимаешь значение слова "уходи"?
Он слышал её затяжной вдох, как будто Лиллиана собиралась с силами.
– Мне показалось, что ты расстроился. Хотела убедиться, что с тобой всё в порядке.
– Я Азагот, чёртов Мрачный Жнец, король своих владений. Конечно же я в порядке.
– Что, у Великого Азагота отсутствуют всякие чувства? – Лиллиана издала звук, подозрительно похожий на топот ножкой. – Неужели Великий Азагот настолько невежествен, что не может разговаривать с кем-то лицом к лицу?
Теперь уже раздражённый, Азагот повернулся к ней.
– Я же сказал не входить.
Лиллиана напряглась, но вместо того, чтобы, как ожидал Азагот, оправдать свои действия, склонила голову.
– Ты прав. Я не должна была врываться сюда и чего-то требовать, когда ты явно желаешь побыть один. – Она решительно развернулась и направилась к двери.
– Подожди, – выпалил Азагот прежде, чем мозг обдумал это действие. – Я не хотел вести себя как ублюдок.
Сказанные слова были для него неестественными и незнакомыми. Сколько прошло времени с тех пор, как он перед кем-то извинялся? Должно быть, тысячи лет. Неудивительно, что он всё позабыл.
Лиллиана медленно повернулась.
– Что случилось? Когда мы были в пустыне, ты казался таким расслабленным и счастливым, как будто был обычным человеком, а не Мрачным Жнецом. Сейчас ты уж слишком... жнец. – Она прочистила горло. – А ещё у тебя выросли рога.
Естественно.
Лиллиана смотрела на него так, словно он был разъярённой адской гончей, а когда её взгляд упал на его ноги Азагот рявкнул:
– Что ты делаешь?
– Ищу копыта.
Азагот был практически уверен, что его рога увеличились... как и член.
Раздражение от того, что он не мог контролировать свое собственное тело, не говоря уже об эмоциях, выводило его из себя. И он становился... как она сказала, через чур жнецом.
Лиллиана двинулась к нему, и при каждом шаге её длинные, струящиеся пряди волос ударялись о стройные бёдра. Когда она приблизилась, сосредоточием всего внимания Азагота стал её обнажённый животик, и внезапно все кружащие, сменяющие друг друга чувства сузились до одного единственного потока похоти.
Гораздо-гораздо лучше. Ярость, радость, печаль, вина... с этими эмоциями он справиться не мог. А вот с похотью... с ней он справится, и очень хорошо.
– Послушай, – начала Лиллиана, остановившись перед Азаготом. – В том, что мы вернулись, нет моей вины. Мы использовали весь час...
Её прервал тихий стук о дверной косяк, и они оба посмотрели на дверь, где, облачённый в кожу и при оружии стоял Зубал.
Скверный знак.
– Господин, для вас в столовой накрыли трапезу. – Зубал жестом указал на коридор. – И... у вас ещё один посетитель.
– Отошли его. На сегодня с меня хватит.
Зубал переминался с ноги на ногу в нетипичной для него неловкости.
– Господин... это Метикор.
Азагота внезапно охватила тревога, от чего он инстинктивно встал перед Лиллианой.
– Он один?
– Да. – Тон Зубала был мрачен. – Я заковал его в подавляющие силу наручники.
Наручники, разработанные нейтрализовать сверхъестественные способности, не были необходимы, не тогда, когда в этой реальности Азагот был самым могущественным существом, но в отношении Метикора это была разумная предосторожность. К тому же, быть скованным – оскорбительно, а Метикор это заслужил. И ещё чего похуже.
– Пусть ублюдок войдёт.
Зубал низко поклонился и вышел. Как только закрылась дверь, Лиллиана подошла ближе к Азаготу.
– Кто такой Метикор?
– Он – ничтожное подобие ангела, – прорычал Азагот. – Чума среди своего вида.
Она нахмурилась.
– Откуда ты его знаешь?
Азагот глубоко вздохнул, делая всё возможное, чтобы монстр, бьющийся внутри него, там и остался.
– Я знаю его, – неразборчиво пробормотал он, – потому что Метикор мой сын.
***
Ублюдок. Ничтожное подобие ангела. Чума своего вида.
Слова Азагота о собственном сыне полностью уничтожили всякие тёплые чувства, которые Лиллиана начала к нему испытывать. Они напомнили о реакции отца на неё.
Лиллиана была результатом специальной селекции, и когда четверть века назад подошла к своему отцу в попытке узнать его, он очень ясно дал понять, что не хочет иметь с ней ничего общего.
– У меня сейчас есть жена и сыновья, и мне не нужно, чтобы ты врывалась в наши жизни и всё портила.
Другими словами, его семья о ней не знала. Папочка выставил Лиллиану из своей величественной обители с приказом держаться подальше от него и его семьи.