Глава 4.
Два дня Драко и его родители гостили в Брасспланте, на третий они вернулись домой вместе с новым членом семьи. Карминтея, казалось, спокойно переживала расставание с родителями и смену обстановки. Нарцисса души в ней не чаяла, Люциус отнёсся к ней очень тепло и учтиво. Сложно было представить волшебника, который бы испытывал неприязнь к ней. К ней, такой маленькой, тихой и вежливой.
– Теперь я убеждён, что молодёжь явно портят школы. Да, Драко, возможно, нам с твоей матерью нужно было поступить точно так же, как решили распорядиться образованием своей дочери Огюст и Далия, – говорил отец, довольный сверх меры.
– Но мы же оба окончили обучение в Хогвартсе, – отвечала Нарцисса, едва ли желая затеять спор. Она тоже была в приподнятом настроении: скоро предстояло провести первые магические анализы. Они и покажут, есть ли смысл ему, Драко, готовиться вскоре стать отцом. Пока ему было достаточно и того, что теперь он в родном Малфой-мэноре, и ему не нужно мучиться вечерами, выпивая зелье в маленьких флаконах, не нужно нависать над крошечным телом в противоестественном для них обоих намерении.
Ему всё казалось, что происходящее – несмешная и затянувшаяся шутка. Розыгрыш. Дурачество. Драко казалось, что ночами его мучают кошмары, он просыпался в полной темноте, но никак не мог вспомнить хотя бы небольшой фрагмент сна. А потом бродил в ночной тишине по родному дому. Спальню Карминтеи он обходил десятой дорогой.
Амулеты, родовые артефакты Бимендропов... хранилища Малфоев разграблены, хоть это и назвали конфискацией, но даже так, Драко не помнил: а были ли вообще в их собственности родовспомогательные магически заряженные предметы, возраст которых исчисляется веками. Может, и были. Может, и его мать пользовалась их мощью, чтобы уберечь себя и его, кровь, что ценилась выше любой другой крови. Теперь один такой – холодно блестящий медальон с асимметричной закрученной резьбой – Драко должен был носить постоянно. Только зачем? Зачем ему?.. Но сам вид обвешанной такими вот вещичками Карминтеи заставлял подчиниться воле родителей. Она, казалось, вот-вот сломается под их весом... Так неужели Драко тяжело носить проклятый медальон. В самом-то деле...
Какое странное чувство. Драко сам не заметил, как ладонь правой руки накрыла левое предплечье. Юноша окинул взглядом каменные подпорки, высокий потолок залы. Он бы не отказался уехать отсюда. Ему чудились обрывки фраз, крики где-то там, высоко, будто особо живучие обрывки эха ещё таятся в углах. Он пробовал говорить об этом с отцом, но тот сразу оборвал разговор, заперся в отдалённой комнате и, как показалось Драко, весь день пил. Наутро он показал сыну документ, предупреждение, и сказал:
– Нам отказано в свободном перемещении по стране. Вернее, мы можем перемещаться, если того требуют обстоятельства, но переехать мы не можем. Мы под министерским наблюдением.
Позорная бумажка превратила подобие дома в тюрьму. На несколько дней можно вырваться, но и только. Живите, называется, в стенах-мучителях до конца своих дней. Драко мутило. Неужели всё останется таким вот? Шатким, мрачным, тихим, полумёртвым... И что делать ему?
Влажная взвесь в воздухе мешала свободному дыханию, в запущенном саду стояла такая безветренность, и листок не колебался, замерший в одном положении, каждая ветвь, каждая травинка... Земля приставала к обуви, налипая на подошву и замедляя шаг, было зябко, но юноше не хотелось доставать палочку и зачаровывать воздух вокруг себя, чтобы стал он сухим и тёплым. Это казалось совершенно ненужным телодвижением.