Глава 7.
Капли бьются о камень пола так успокаивающе мерно, что Драко от этого, вопреки умиротворяющей магии физики, делается нехорошо. Он насилу уговорил Карминтею не прятаться за одеялом и не выпивать залпом зелье, лишний раз не глядя на этикетку. В конце концов, они ведь даже пришли к подобию дружеских отношений, довольно искренних, так что мешает им, взрослым волшебникам, спокойно обдумать положение и принять все меры для достижения взаимного удобства.
И вопреки своим же мыслям – вот он. Прячется в ванной комнате. Без конца умывает лицо, бессмысленным действием самого себя отвлекая от мыслей.
Но нельзя же весь вечер отсиживаться, так и ночь пройдёт. Да и что она о нём подумает? Впрочем, что она может подумать? Другое дело, что она нервничает, бледные пальцы то сжимают, то разглаживают ткань ночной рубашки. Он не видит, но он уверен: так оно и есть.
Когда он входит в свою спальню, она сидит на краю постели, но вздрагивает от щелчка замка. На плечи накинута шаль с мягкими шерстяными кисточками по краям. Драко не решается начать разговор и присесть тоже не решается, и он проходит к окну, отодвигая тяжёлую парчу. Такая глухая ночь за окном... Ни одного серебряного лучика, всё сокрыто мраком. От окна веет холодом. Драко поводит плечами, жалея, что мантию накинуть так и не удосужился, а изнеженное в тёплой воде тело под рубашкой так восприимчиво к ледяным дуновениям...
– Я думала... думала, это будет в моей спальне, – как и следовало ожидать, она заговорила первой. – По старым традициям высшего света именно супруг всегда посещал спальню супруги.
– Я знаю. Просто... это же была бы какая-то ловушка, западня.
– Как?.. Как это – западня?..
Драко услышал едва различимый шорох, оглянулся: Карминтея обернулась к нему, раскрыв боязливо и изумлённо глаза. В неровном свете свечей она была чуть теплее, чем при дневном свете. Но куда менее уверенной.
– Я подумал, что это будет несправедливо по отношению к тебе. Это было бы неприятно, наверное: сидеть и ждать из раза в раз перед этим всем, – он неопределённо качнул головой, – и вспоминать лишний раз позже, когда уже всё будет окончено. Словно не можешь уйти, не можешь избежать. Поэтому давай не замыкаться в одной комнате, поочерёдно будем ходить друг к другу. Мне... мне кажется, так будет легче.
Быть может, он ошибся? Драко вдруг занервничал ещё сильнее и в неконтролируемом порыве принялся барабанить пальцами по стеклу, леденея, но вовсе не от холода.
– Спасибо. Я очень ценю этот жест. Только... тебе, должно быть, сейчас очень неприятно. Всё-таки... – волшебник не увидел, но услышал в её слабом голосе усмешку, невесёлую, до дрожи горькую, как просроченное Бодроперцовое зелье, – я знаю, мы находимся в равных условиях, и то, что происходит, напоминает принуждение.
– Не в равных, нет. У меня весомое преимущество, я родился мужчиной, не мне вынашивать наследника.
Получилось грубее, чем он рассчитывал.
– Да. Верно, – Карминтея тяжело вздохнула. Юноша вспомнил её страх в обернувшемся боггарте и немедленно устыдился своих слов. Не надо было говорить! Не надо было вспоминать! К тому же, куда там – ребёнок, он ведь и в постели, хоть и чувствуя замешательство и смущение, получает свою долю удовольствия. За которую тоже стыдно.
– Ну ладно, давай не будем об этом. Ты принесла?
Волшебница непонимающе нахмурилась.
– То есть, – поправился он, – коробку с зельями. Принесла?
Девушка тихо ойкнула и тут же закивала:
– Да, конечно! Вот, я поставила её на тумбочку...
Она хотела подняться, но Малфой остановил её жестом.
– Не надо, я сам.