Деликатный шёпот попеременно раздавался у каждого уха недвижимого пациента:
- Джойстик у тебя вплотную к ладони. Большой палец на верхней кнопке...
- Расслабься... Сейчас ты пытаешься поднять голову...
- Сыграй со мной... Давай узнаем, кто из нас лучший...
- Левую ногу пытаешься согнуть в колене... Вернись назад... Вторая попытка...
- Помнишь, сколько раз ты у меня выигрывал? Забыл наверняка... Потому что я тебя всё время побеждала. Правда?..
- Ты уже пятый раз пытаешься закрыть глаза... Расслабься, вспомни детство...
Казалось, что после первых обнадёживающих результатов не заставят себя ждать и последующие. При этом вчерашнее сжатие джойстика нельзя было считать удачным, оно могло оказаться рефлекторным. Но зато следующие проведённые Синицыным эксперименты настраивали его на преодоление любых трудностей. Но предположить, как долго эти трудности продлятся, он не мог.
Только через два часа ладонь Максима приняла правильное положение на джойстике. Но уголок на экране впервые дёрнулся в нужную, левую сторону лишь к началу четвёртого часа. Ещё минут через сорок падающие "болванки" стали под ликующий шёпот врача сдвигаться туда, куда им и следовало или куда требовал голос Вероники.
Это уже был феноменальный прорыв!
Дальнейший эксперимент был прерван следящей аппаратурой, которая под перемигивание лампочек и надрывный писк выдала запись: "Пациент крайне измучен. Нуждается в обильном питании и смене одежды". Только тогда Синицын обратил внимание, что больной на удивление сильно вспотел.
Когда экспериментаторы прекратили сеанс и с трудом поднялись со своих кресел, то сами чувствовали себя выжатыми, потными и уставшими. Даже чтобы порадоваться сил не осталось.
Пока они разминались после долгого сидения, вместе с сёстрами и санитарами в "Тетрис" ворвалась старшая из сестёр Ланфер:
- Ну что?! У него получилось? - она выглядела уставшей не меньше главврача и сестры.
- Скажем так, начало получаться, - сделал осторожный вывод Аристарх Александрович. - А разве в операторской не было видно итогов?
- Ой, я в них не очень разбираюсь. Этот ваш зам-швейцарец тараторил о какой-то коморбидности, катамнезе, рефлекторной иннервации и прочей белиберде. Похоже он только на латыни разговаривает. Но вы мне русским языком скажите: есть улучшения?
- Про улучшения говорить рано, а вот первые позитивные результаты - имеются. Пусть и скромные... А где...
- Мать ещё на втором часу не выдержала ожидания, жутко разнервничалась, и отец её домой увёз, - уже убегая из палаты, доложила женщина. - Сейчас я им позвоню, обрадую...
Подхватив Веронику под руку, Синицын тоже двинулся к выходу:
- Теперь, красавица, всё зависит от тебя и твоего свободного времени. Я, конечно, и сам буду уделять твоему брату всё возможное время, но и твоё присутствие, как ты понимаешь, необходимо ежедневно. Хотя бы первую неделю. На какие часы я могу рассчитывать, и в какой период суток?
Женщина думала недолго:
- Постараюсь уже сегодня решить эти вопросы с заместителем и помощниками. Вы ведь знаете, как у меня...
- Конечно, знаю. Потому и отношусь с пониманием.
- Скорей всего завтра после обеда смогу опять здесь появиться часа на четыре или пять. Тогда и окончательное расписание составим. Мне кажется, что в утренние часы - будет сложно вырваться, а вот с одиннадцати до трёх... подойдёт? - Вероника улыбнулась и вопросительно посмотрела Синицыну в глаза.
- Отлично! Уже начинаю ориентироваться на это время. И будем надеяться, что улучшения дойдут до такой степени, что твоё постоянное присутствие не понадобится уже в скором времени.
- Тогда я убегаю, - женщина ринулась по коридору в сторону говорящей по телефону сестры. - А то мои четверо сорванцов без моего присутствия весь дом вверх тормашками перевернут.
Как мать четверых детей, да ещё и финансовый директор в одном из крупнейших банков - Вероника была чрезвычайно занята. Времени всегда катастрофически не хватало, но сегодня ей на удивление долго удалось посидеть с братом. Такая дополнительная нагрузка в течение недели наверняка вынудит отменить множество деловых встреч, в том числе и семейных. А в последующие дни Вероника планировала пожертвовать даже своими обеденными перерывами.