И… вот оно будущее! Вот она — белая ворона с характером гарпии и упрямством тысячи ослиц. Исчадие Ада, называющее себя воздушным и легким именем Адель. Гордая, неглупая, злопамятная. Назло всем она окончила столичную Академию Светлого Искусства[2], получила диплом с отличием и стала вести размеренную жизнь практикующей цветочной феи, купив дом на окраине волшебной страны Тикки-Терри[3], границы которой омывала Черная река. Но жизнь — лошадка полосатая: после приятного спокойствия, длившегося почти год, на Аделаиду Ванн Грэниус навалились неприятности.
— Госпожа желает отобедать? — вежливо спросил Нир, заводя нейтральную тему.
Легкого щелчка мужских пальцев хватило, чтобы зеленая ветвь, фривольно расположившаяся рядом с ним, нехотя переползла на спинку дивана и лениво свесилась вниз, выдерживая безопасную дистанцию и от него, и от феи.
— Нет, — отмахнулась Адель.
Второй стакан настойки она пила значительно медленней первого. Приятный вкус мяты холодил горло, отвлекая от насущных проблем. Взгляд ее черных глаз блуждал по симпатичному коврику, лежащему под ногами. На его густом ворсе остались темные следы от девичьих туфель. В другие дни девушка непременно разулась бы в прихожей, как и положено аккуратной хозяйке, но… сегодня день был особенный, а точнее сказать — кошмарный!
Из груди печальной блондинки вырвался тяжелый вздох, а с губ сидящего рядом слуги слетел осторожный вопрос:
— Что на этот раз случилось, Госпожа? — она молчала, и он предположил: — Опять лавочник неверно посчитал прибыль от продажи ваших снадобий? Или мыши сгрызли корневища, над которыми вы со своим эльфийским приятелем корпели последние три месяца? — не будь в голосе Нира столько иронии, его собеседница среагировала бы иначе, но…
— Заткнись, умник! — рявкнула она, сверкнув глазами. — Меня послезавтра в рабство на двенадцать месяцев забирают, а ты… — очередной предательский всхлип был запит большим глотком настойки.
— Это за что же? За примерное поведение благочестивой феи? — заботливо подлив в ее стакан еще немного напитка, поинтересовался слуга.
— За вторжение на чужую территорию и проведение там колдовских работ, — нехотя процитировала Адель постановление суда и снова прильнула к стакану.
Ей хотелось выговориться. Поплакаться в жилетку. Пожаловаться на несправедливость судьбы, на собственную наивность и вообще на всех и вся, вот только изливать душу перед старым гномом, доставшимся ей вместе с домом в качестве дворецкого, или перед двумя крылатыми псами, игравшими на лужайке, было как-то… не совсем то. Другое дело — поделиться проблемами с лучшим другом, но он по недремлющему закону подлости в отъезде и вернется только завтра. Так и вышло, что единственный более-менее подходящий собеседник, способный оценить весь масштаб ее горя — слуга, нанятый месяц назад на работу.
Человек-загадка с темным прошлым и Долгом Жизни[4], который он обещал вернуть ей при случае. Она отказывалась — он настаивал, она плюнула на споры — он перестал поднимать щекотливую тему. Ему нужна была работа и тихий уголок, где можно отсидеться и поразмыслить о будущем, ей не помешали бы в хозяйстве крепкие мужские руки. На том они и сошлись. Нир остался служить у Адель, а она не распространялась особо о личности своего работника и о его появлении на ее территории. Даже Эмилли-Элю[5] — своему верному другу, с которым была знакома с первых дней учебы в Академии, девушка не открыла эту тайну. Во-первых, договор обязывал, а во-вторых, красавец-эльф терпеть не мог Нира, остро чуя его темную сущность. Подливать масла в огонь их и без того натянутых отношений Ада не желала. Слуга ее полностью устраивал (где сейчас найдешь рабочую силу за такое скромное вознаграждение, еду и кров?), друг — тоже (светловолосый, высокий, из знатной семьи, а уж про таланты его и говорить нечего: эльф он и есть эльф, безупречен во всем! Ну, то есть во многом). Зачем ему знать о той кошмарной ночи, когда Адель впервые увидела Нира? Копать начнет, допрашивать, информацию собирать — и останется в результате цветочная фея без хорошего слуги, а ей его помощь ой как нужна. Особенно сейчас.
— Рассказывайте, Госпожа, — вздохнув, сказал Нир. — Во что на этот раз вляпаться изволили?