Амалия разозлилась. Вновь пришлось выслушать тираду о том, что я мерзкий гоблин, у которого одни гадости на уме. Но успокоившись, она продолжила:
— Граф узнал, что мне муж подарил музофон, поэтому решил сделать такой подарок. А предмет такой дорогой, потому что через меня Лирой Лир хочет подмазаться к Герфелду! — а дальше саркастическим тоном продолжила. — Хотя это у него вряд ли получится, учитывая наши с мужем отношения.
— Не расстраивайся. — начал утешать баронессу.
— Да я и не расстраиваюсь. Подарок я приняла, а на такой большой камень получится записать песни четыре или даже пять. А ты, — ткнула в меня пальцем Амалия — за то, что обвинил меня в непотребствах, прямо сейчас запишешь мне эти песни, а потом можешь валить отсюда!
…
В общем, на тренировку я не пошёл вообще.
Настроение и так было испорчено из-за побегушек за Лиром. К тому же у меня полностью истощилась мана из-за пыток Амалии по записи ей пяти треков подряд.
Приди я на тренировку, регенерация съела бы остатки немного восстановившейся маны, а с тошнотиками ходить до полного восстановления совершенно не хотелось. Ведь ещё со вчерашнего вечера свежи были неприятные воспоминания от постоянной тошноты из-за этого музофона.
Я внаглую забрал из комнаты Амалии книги, которые ранее читал, и отправился к себе, где и провёл весь оставшийся день.
Глава 22
Внаглую забрал из комнаты Амалии книги, которые ранее читал, и отправился к себе, где и собирался провести весь оставшийся день.
В общем, плюнув на всё и на всех, я решил, что у меня сегодня выходной.
Открыл бутылку с остатками рома, налил себе большой стакан, разбавив алкоголь соком, и, потягивая коктейль, просидел почти весь день, читая книжку по географии и периодически пополняя бокал.
Хотя без казусов мой выходной не получился.
Эрика, увидев, что я наливаю ром и сок в один бокал, снова заинтересовалась полученным напитком. Она ходила вокруг меня, как кошка вокруг сметаны, но уже ближе к вечеру напрямую спросила, зачем смешивать такой дорогой алкоголь с обычным соком.
Я отдал девочке свой бокал, полагая, что коктейль получился не такой уж и крепкий и особого вреда не будет, а себе налил новый.
Через некоторое время заметил, что Эрика с одного бокала неплохо так наклюкалась. Щёчки её покраснели, а речь стала тяжёлой.
Алкоголь придал девочке смелости, и уже без спроса, она сделала себе ещё бокальчик коктейля из кислого сока с ромом. Причём если я смешивал этот крепкий напиток в пропорциях один к четырём, то Эрика без зазрения совести сделала себе один к двум.
Сначала я удивился, но потом решил, что ничего страшного, если она разок напьётся, а на утро помучается от похмелья. Мне даже немного весело от этого стало.
В общем, насчёт «ничего страшного» я СИЛЬНО ошибся.
Эрика напилась и начала нагло приставать, то залезая на колени, то ласкаясь об меня, как кошка. Причём периодически она пыталась меня поцеловать, но этого я не позволял.
Неожиданно раздался звонок колокольчика, и я хотел было сам подойти к двери, но Эрика сорвалась с места и шатающейся походкой потопала открывать.
За дверью была служанка, держащая что-то в руках. Увидев состояние Эрики, она сильно удивилась и с больши́м сомнением протянула той свиток, наверное, переживая за сохранность ценной вещи.
— Граф Лир просил передать Барону Шмидту вот… — договорить служанка не успела.
Эрика просто вырвала свиток из рук оторопевшей девушки и громко хлопнула дверью прямо у той перед носом. А учитывая положение служанки, мне кажется, что ей по носу дверью всё-таки попало.
— Это… ик… вот, Гспооодин. — заплетающимся языком кое-как выдавила из себя рабыня, отдавая мне свиток.
Я раскрыл его и убедился, что это документ, подтверждающий переход права владения рабыней Эрикой от Графа Лироя Лира к Барону Денису Шмидту. Внизу сияла такая же хитро переливающаяся печать, как у герцога, только с изображением другого герба, а к самому документу чем-то вроде сургучной печати крепилась тонкая полоска кожи с отпечатками десяти пальцев. Насколько я понял, это отпечатки Эрики.
Пока читал содержимое документа, девочка снова залезла ко мне на колени.
Некоторое время сомневался, учитывая текущее состояние рабыни, но всё-таки дал уже развёрнутый документ Эрике в руки.
Она непонимающе посмотрела на меня. Потом взяла пергамент и сильно прищурившись, то двигая лист ближе к себе, то, наоборот, отодвигая подальше от глаз, вчитывалась в содержимое.
В какой-то момент глаза Эрики сильно расширились и она, уронив на пол право собственности на себя же, прижалась к моей груди лицом и громко разревелась.