— Полегче, монах, нельзя перебивать Его Блаженство епископа! — резко осадил Несторий мой неожиданный порыв, в котором не было никакого умысла. Впрочем, это не убавило симпатии ко мне епископа Феодора: он внимательно посмотрел на меня с прежней улыбкой, в которой теперь стали заметны изумление и усталость.
Епископ положил руку на мое плечо, благословил меня, осенив мою грудь крестом, и направился в опочивальню. Мне оставалось только откланяться, бормоча извинения. Я мечтал, чтобы меня поглотила земля, дабы избавиться от застенчивости.
— Ничего, Гипа, молодости свойственна порывистость, мы в твоем возрасте тоже легко зажигались. Несторий, дорогой, проводи этого доброго монаха и будь к нему снисходителен — он мне понравился.
— Не беспокойся о нем, отец мой. Я провожу его до ворот церкви Воскресения, все равно я собирался пойти туда на вечернюю молитву и службу.
— Да благословит тебя Господь, Несторий.
Когда мы вышли из трапезной, к нам присоединились два дьякона и какой-то тщедушный человек лет сорока, которого я принял за одного из слуг епископа Антиохии. Они следовали за нами, не произнося ни слова. Несторий приглушенным голосом читал молитвы, а я смущенно молчал. Вдруг посреди дороги он обратился ко мне с вопросом:
— Гипа, а ты читал «Эннеады» Плотина?
Я ответил со всей осторожностью:
— Да, отец мой. Я несколько месяцев изучал этот труд в Наг Хаммади. У меня даже есть его копия, которой больше сотни лет.
— Очень хорошо, я бы хотел взглянуть на нее.
Ответ Нестория успокоил меня и развеял мою подозрительность. Я не прочь был продолжить беседу и поэтому сказал, что храню книгу в келье, а затем, немного поколебавшись, добавил:
— У меня есть и другая книга, на которую ты, возможно, тоже захочешь взглянуть. Может быть… Это работа Ария «Пир»{13}.
— «Пир»! Мы изучали эту поэму в Антиохии давным-давно! Я думал, что наша копия — единственная, уцелевшая после костра. В любом случае дай мне на нее посмотреть. Она полная?
— Да, отец мой, записана по-коптски на папирусе.
— На коптском! Удивительно… А на скольких всего языках ты читаешь, Гипа?
— На четырех, отец мой: на греческом, арабском, коптском и арамейском. Мне ближе всего арамейский, потому что на нем говорил Иисус.
— Мы называем его не арамейским, а сирийским, это позволяет отделить благословенное христианское время от более раннего, языческого и еврейского.
— Я согласен с тобой, отец мой, на этом языке уже не говорят, хотя он еще сохраняется кое-где, но уже совсем не в том виде. Слова Иисуса Христа изменили его, и он уже не такой, какой был раньше, — теперь это святой язык.
— Твоя правда, Гипа, все верно, сын мой…
Он разговаривал со мной по-дружески, и я решил, что могу быть менее настороженным. Я бы очень хотел, чтобы наша беседа продолжалась всю ночь. Мы переговаривались, перейдя с узких улиц на широкую дорогу, пока не уперлись в просторную площадь, на которой стояла большая церковь с высокими куполами, похожая на сон, окутанный темным ночным покрывалом с вытканными на нем великолепными весенними звездами. Невдалеке виднелась моя келья. Немного помолчав, Несторий произнес:
— Да хранит тебя Господь, Гипа. Что касается слов господина нашего Мессии — а нет ли у тебя копии Евангелия от Фомы{14}?
— Да, отец мой, у меня есть один старый египетский список, и Евангелие Иуды{15}, и Книга Тайн{16}… Я люблю собирать книги.
Почтенный Несторий улыбнулся и заметил, что я храню запрещенные книги. На это я ответил, что раз-
решенные книги можно найти в церкви или каком другом месте, и он рассмеялся. Я решил воспользоваться удачным стечением обстоятельств и пригласил его в свою келью после вечерней молитвы в церкви Воскресения. Мое предложение ему понравилось, и он согласился, чему я очень обрадовался. Я не знал тогда, что эта случившаяся поутру встреча полностью изменит мою жизнь, что мне придется оставить Иерусалим и уехать на север, в этот уединенный монастырь, находящийся так далеко от моей родины…
Вдохновленные возникшей симпатией и взаимопониманием, мы вернулись из церкви. Я открыл келейную дверь и, запалив видавший виды светильник, висевший в правом углу, предложил высокому гостю устраиваться. Через единственное приотворенное окно в келью врывался прохладный ветерок. На небе не было ни облачка. Несторий долго разглядывал лик Девы Марии, висевший над моим ложем, но не произнес ни слова… Затем, осмотрев убранство кельи, сказал:
13
Арий (256–336) — один из ранних христианских ересиархов, основоположник арианства. Работа «Пир» представляет собой изложение в полупоэтической, полупрозаической форме его учения. Не сохранилась до наших дней, за исключением нескольких фрагментов в произведениях Афанасия Великого.
14
Евангелие от Фомы — один из новозаветных апокрифов. Фрагменты греческого текста известны с 1897 г. по раскопкам в Оксиринхе. Папирус с полным коптским переводом Евангелия от Фомы был обнаружен в 1945 г. в библиотеке Наг Хаммади. Автором в тексте назван Дидим Иуда Фома, причем греческое «дидим» и древнееврейское «фома» означают «близнец».
15
Евангелие от Иуды — гностическое апокрифическое Евангелие на коптском языке, входящее в найденный в 1978 г. в Египте Кодекс Чакос, частично реконструированное и опубликованное в 2006 г. Найденный текст, возможно, является переводом утраченного греческого оригинала. В этом Евангелии Иуда Искариот показан как единственный ученик, которому Иисус Христос открывает все таинства Царства. Не входит в список канонических Евангелий (от Матфея, от Марка, от Луки, от Иоанна) и не признается христианством.
16
Книга Тайн, или Книга Еноха (Эноха), — один из наиболее значимых апокрифов Ветхого Завета. На данную книгу ссылается апостол Иуда в своем послании. Текст упоминается у древних писателей — Тертуллиана, Оригена и других. Однако сам текст был неизвестен до XVIII в., когда он был обнаружен в составе эфиопской Библии, где входит в канон.