— Потрясающе. — И через минуту вредным голосом добавил: — Но вокал надо подтянуть.
— Почему? Я же спел без ошибок и помарок! — возмутился такой несправедливостью Чонин.
— Ага, но как спел? Где душа? Между песней и танцем разительный контраст, а так быть не должно. Петь ты должен так же, как танцевать.
— Хён, тебе не кажется, что… — сердито начал Чонин, но умолк, потому что Чондэ отобрал у него смятое полотенце и залепил мягким комом в лицо.
— Не кажется. Но ужин ты заслужил. Я подожду в машине, пока ты ополоснёшься и переоденешься.
— Ужин? — недоверчиво переспросил Чонин, смахнув полотенцем пот со лба.
— Именно. Ужин. Сам приготовлю — пальчики оближешь.
— Свои или твои? — не удержался от проказы Чонин. Тут же лишился полотенца вновь, а потом этим самым полотенцем прилетело по спине. Чувствительно так.
В душе Чонин проторчал минут двадцать, торопливо переоделся в джинсы и рубашку, накинул куртку и с сумкой в руках помчался искать машину Чондэ. К счастью, тот его не разыгрывал и честно дожидался в своей почти игрушечной “японке”, пропахшей апельсинами. В магазин они заезжать не стали, поскольку накануне Чондэ как раз закупался продуктами.
В доме Чондэ Чонин слонялся без дела по комнатам, пока Чондэ колдовал за кухонным столом.
Сунувшись в гостиную, Чонин немедленно уставился на белый рояль и облизнул враз пересохшие губы. Подавив желание сбежать куда подальше, двинулся к роялю и остановился в шаге от него.
Рояль отличался от классических моделей. Чонин даже сказал бы, что его сделали на заказ. Быть может, именно поэтому в его голове зародились шальные мысли. Будь рояль стандартным, мысль о сексе Чонина не посетила бы, потому что неудобно. Стандартные рояли были повыше. Этот же… с короткими массивными ножками, изукрашенными лепниной или чем-то похожим. Чонин даже опустился на корточки, чтобы получше рассмотреть узоры и опознать в них виноградные грозди. Потрогал кончиком пальца. Всё-таки отлито из металла. Тяжёлый, наверное, этот рояль, зато устойчивый и надёжный, как скала. Идеально для…
Чонин выпрямился и огладил ладонью белый бок, провёл пальцами по крышке, оценивая прохладную гладкость. В закрытом состоянии крышка по высоте располагалась удобно по отношению к бёдрам Чонина. Если уложить сюда Чондэ, то…
У Чонина скулы загорелись от таких мыслей, но желание меньше не стало. Он всё так же хотел взять Чондэ на этом проклятом белом рояле. Хотел так сильно, что даже сейчас ощущал жар в паху. Прикосновения к прохладной полированной поверхности ни черта не остужали голову.
Только осознание, что Чондэ может застукать его здесь и сейчас, заставило Чонина отступить и вывалиться из гостиной. И он сам не понял, как оказался в спальне. Тут он уже был, но ничего не помнил. Ну разве что помнил смятые простыни и раскинувшегося на них Чондэ. И помнил, как приятно вести ладонями по твёрдому мужскому телу, заставляя все мышцы трепетать от предвкушения — сначала и от оргазма — после.
В этом плане Чондэ был целиком во вкусе Чонина. Чонину нравились проявления мужественности и силы в партнёрах. Вот изнеженность и оттенки женственности он на дух не выносил. Если ему хотелось чего-то подобного, он тогда предпочитал тащить в постель девушек. Ну а коль уж он тащил в постель парня, то хотел видеть силу, подчиняющуюся его воле.
Совершенно особенное ощущение, когда под его ласками сильное тело уступало и обретало сводящую с ума податливость…
— Ты чего тут окаменел? — бесцеремонно вытряхнул его из состояния блаженства Чондэ, заглянувший в спальню. — Всё готово. Есть будешь?
У Чонина в животе выразительно заворчало, на что Чондэ только обречённо закатил глаза и жестом поторопил.
Чонин метнулся в ванную, ополоснул руки и через минуту уже сидел за столом, с любопытством разглядывая вазочки, плошки и тарелки, нагруженные аппетитно пахнущими вкусностями. И облизнулся, едва Чондэ поставил перед ним блюдо с половиной цыплёнка.
Вскоре пальцы Чонина блестели, потому что цыплёнка он предпочитал есть руками. Чондэ откровенно веселился, больше наблюдая за Чонином, чем угощаясь сам. Перехватив жадный взгляд, направленный на кимчи в фарфоровой плошке, Чондэ сам аккуратно подхватил палочками неплохую порцию и поднёс к губам Чонина, заодно подставив вторую руку, сложенную лодочкой, чтобы на стол не капало.
Чонин не относился к любителям есть из чужих рук, но он видел, что Чондэ в удовольствие кормить его, потому возражать не стал. Тем более, Чондэ действительно великолепно готовил.
— Хён, тебе бы стоило удариться в кулинарию, чтобы такой талант не пропадал.
Чондэ отложил палочки и едва заметно улыбнулся.
— Человека определяют не его таланты, а исключительно собственная воля, Чонин. Петь я люблю больше, чем готовить. Готовить мне просто нравится. И я выбрал чувства, потому что без этого я не могу петь так, как хочу. Это по поводу моей ориентации и предпочтений.
Чонин сосредоточенно вытер пальцы о салфетку и отодвинул уже пустую тарелку.
— Тогда почему ты изо всех сил пытаешься научить меня вокалу, если я сам выбрал танцы?
Чондэ напряжённо выпрямился. В широко распахнутых глазах плескалась растерянность.
— Тебе так кажется? Кажется, что я навязываю тебе вокал и пытаюсь вылепить из тебя певца?
— Пока не знаю, хён. Но ты сам сказал, что человека определяет его воля. Мне нравится петь. Но без танцев…
— Я понимаю. Попробуй и ты меня понять. Я же слышу твой голос и вижу потенциал. Ты можешь петь. Ты можешь очень замечательно петь. И я не предлагаю забыть о танцах, просто попытаться достичь того уровня, который возможен для тебя. Хотя… может, ты и прав. И моё желание эгоистично. Но мне всё равно кажется, что не я один восхищался бы твоим пением.
— У меня низкий голос, — немного мрачно напомнил Чонин.
— Я знаю. Но “низкий” не значит “плохой”. Таким голосом сложнее управлять, это верно. Но низкий голос может звучать очень красиво. А если им научиться управлять, то брать высокие ноты тебе со временем будет всё легче.
Потом Чондэ мыл посуду, а Чонин стоял рядом и помогал — вытирал чистую посуду полотенцем и ставил на полку над раковиной. Они почти не прикасались друг к другу, но стояли так близко, занимаясь совместным делом, что это вызывало чувство умиротворения и беспричинной радости. Чонину понравилось.
Несколько раз ему хотелось начать разговор о том, что между ними происходило, но он так и не рискнул — не смог слова подобрать. Хорошо уже, что Чондэ позволил ему переночевать в доме. Да и по виду не слишком удивился, хотя Чонин никогда не говорил ему, что мог на выходных — и не только — торчать на тренировках сутками, и это уже никого не удивляло. Мать и сёстры Чонину всегда доверяли и полагались на его ответственность, поэтому отчитываться, где, когда и надолго ли он задержится, не требовалось в принципе.
Чонин сунулся в спальню следом за Чондэ, но тот выпихнул его в коридор и вручил сложенное одеяло.
— Поспишь на диване.
— Хён…
— Я не в настроении, а ты только об этом и думаешь.
Видимо, возмущение отразилось на его лице в достаточной степени, чтобы Чондэ сбавил обороты.
— Извини, но я тебя позвал не за этим.
— Тогда почему ведёшь себя так, словно боишься? Я тебя услышал. И если мы будем спать в одной кровати, это не значит, что я не смогу считаться с твоим настроением.
Чондэ явно колебался, но после вздохнул, махнул рукой и отобрал у Чонина одеяло. И они залегли на кровати вместе. Чондэ даже слова не сказал, когда Чонин привычно сбросил всю одежду и забрался под одеяло обнажённым.
Выждав минуту, Чонин обхватил Чондэ рукой за пояс и подтащил к себе. Прижал спиной к груди и понюхал волосы на макушке. Этим и ограничился, чтобы не волновать Чондэ понапрасну. Хотелось бы поцеловать и огладить ладонями тело, спрятанное под футболкой и шортами, но Чонин умел сдерживаться, что бы там себе Чондэ ни думал.