Он сильнее вцепился в простыню, потому что Чондэ потёрся кончиком носа о бедро и поймал губами яичко, втянул в рот и обвёл языком. Его пальцы плотно сжимали ствол, водили вверх и вниз, игрались с головкой, а после вместо пальцев по члену опять скользили губы.
Чонин с изумлённым восторгом смотрел, как глубоко его член входил в рот Чондэ. В горло. И он закрывал глаза, ощущая, как крепко сжимали его внутри, как по всей длине проходила волнующая вибрация.
Долго он не выдержал — схватился-таки за волосы Чондэ на затылке. Старался не дёргать и не давить, но умирал от желания войти глубже, резче, быстрее. Ещё быстрее.
И уже плевать, как это выглядело, что означало и как называлось. Просто хотелось ещё больше внутреннего тепла Чондэ, его тесноты и узости, его трепета вокруг ощутимо пульсирующего от нарастающего возбуждения члена Чонина.
Чонин облизнул пересохшие губы в тот миг, когда Чондэ умело запустил крепкий ствол за щеку, сделал глотательное движение, одновременно задев головку языком. Чуть отстранился, пристально глядя на ошарашенного и одновременно возбуждённого Чонина — от потемневшей головки к полной нижней губе Чондэ тянулась тонкой ниточкой смазка, и это выглядело убийственно сексуально. Чондэ ещё и улыбнулся, чтобы после вновь сжать губами член и взять в рот весь. Выдох через нос — низ живота Чонина обожгло горячим. Это окончательно сломало его выдержку и заставило задвигаться быстро и несдержанно.
Он непрерывно толкался во влажную теплоту и тесноту, сжимая пальцами волосы Чондэ на затылке и не позволяя отстраниться. Постепенно ускорялся и входил резче при возбуждающих причмокивающих звуках, пока мощным рывком не вскинул бёдра и не дал выход неудержимому возбуждению.
Потом Чонин просто неподвижно лежал, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Чондэ улёгся рядом, провёл костяшками пальцев по его скуле и медленно облизнулся, проходясь языком по заметно припухшим после минета губам.
— Ты приятный на вкус, — едва слышно шепнул Чондэ и слегка куснул его за ухо.
— Хён, ты… ненормальный, — с трудом пробормотал Чонин, прикрыв глаза и позволив Чондэ тщательно вылизывать ушную раковину.
— Но тебе понравилось, не отпирайся.
— Не буду. Мне другое интересно… Почему? То ты близко меня не подпускал, то вдруг накинулся. Я так свихнусь скоро.
— С чего бы? Ты говорил, что хочешь меня. — Чондэ немного поразмыслил и слегка куснул за край уха. Чонин попытался спасти ухо, чуть отодвинувшись и с укором глянув на Чондэ.
— Хочу. Но я хочу больше.
— Больше секса? — хмыкнул Чондэ, оставив, наконец, обласканное ухо Чонина в покое.
— Нет. Хочу больше. Не только секс.
— То есть, ты уже не хочешь меня на рояле?
— Прекрати, хён. — Чонин утомлённо прикрыл глаза и вздохнул. — Я до безумия хочу тебя на этом проклятом белом рояле, но это далеко не всё. Я хочу очень много. Это трудно объяснить и перевести в слова. В том смысле, что я тоже чувствую, но не могу сказать об этом так, как можешь сказать ты. Не умею. Но, хён, ты мне нужен больше, чем…
— Или ты просто так думаешь? Мы оба знаем, какой репутацией ты обладаешь. И это — сейчас — тоже просто секс. Не думай, что я заставляю тебя сводить всё к чему-то большему или чего-то от тебя требую. Не будем усложнять, идёт? Пусть всё остаётся так, как ты привык. Большего от тебя я совсем не жду.
Чонин резким движением вскинулся и сел на кровати, едва немного оклемался и уложил все слова Чондэ в голове доходчиво и понятно. Только вот Чондэ уже и след простыл.
Чонин растерянно потёр ладонями глаза и раздосадованно закусил губу. Потому что в груди больно жгло обидой. Чондэ ясно дал ему понять, что не считает его подходящим человеком, с которым имело бы смысл строить отношения.
Несправедливо, потому что Чонин никогда до этого с подобной ситуацией не сталкивался и никогда не испытывал чего-то похожего к другим людям. Для него всё это было впервые, а Чондэ походя…
Потрахаться, значит, можно, а как что-то серьёзное — пошёл к чёрту? Здорово просто.
Чонин сунулся в ванную, наспех ополоснулся под душем, быстро оделся и вымелся за дверь, не соизволив попрощаться с Чондэ. Прямо сейчас его переполняли обида с разочарованием пополам, а ещё — возмущение и горечь.
Оказывается, вынести обиду или оскорбление от человека, который ничего не значит, легко и просто, но это намного сложнее, когда человек вовсе не безразличен. А ещё в таких отношениях, пожалуй, совсем не важно, какой у людей возраст. Порой и старшие ведут себя как придурки или дети.
Чонин шагал домой с приличной скоростью и беззвучно осыпал Чондэ ругательствами. Но всё это не имело смысла — ругательства ничего не могли изменить. Зато мог Чонин. Он просто споёт эту грёбаную песню в конце триместра, станцует и попробует выкинуть Чондэ из головы вместе со всеми его блестяшками в ушах и на пальцах, с его звучным и красивым голосом, добрым лучистым взглядом, прохладными руками, впитавшейся в губы навеки улыбкой и…
Он всего лишь сотрёт Чондэ из жизни. Сдаст какие-нибудь экзамены, переведётся в другую группу и распрощается с занятиями у Чондэ. Хотя нет. Он останется там, где есть, потому что сбегать — это недостойно. Останется и больше не будет смотреть на Чондэ. Вырвет с корнем привязанность и всё остальное — вообще все те чувства, что Чондэ в нём вызывал. Можно и сексом полечиться. Или подкатить к Чанёлю, чтобы познакомил с кем-нибудь особенным — Чанёль может.
А ещё лучше — уйти с головой в танцы. Танцы никогда ещё Чонина не предавали. Они всегда оставались с ним. Плохо или хорошо ему приходилось, он всегда танцевал. И танцы лечили лучше всего прочего.
Чондэ вряд ли огорчится, раз это всё равно лишь секс. Найдёт ещё кого-нибудь, для кого всё это будет столь же простым и незначительным.
Добравшись до дома, Чонин собрал сумку и рванул в колледж. В танцзале подключил плеер к колонкам и поставил на бесконечный повтор весь список композиций. Переодевшись в свободные брюки и белую майку, начал танцевать. Композиции сменяли друг друга, а он импровизировал, создавая на ходу для каждой песни собственную историю и стараясь воплотить её в жизнь движениями собственного тела.
Примерно через час ожил телефон. Чонин увидел на дисплее знакомый номер, сбросил вызов, отключил звук и сунул телефон в сумку, чтобы не отвлекал.
Ким Чондэ мог катиться в преисподнюю вместе со всеми своими благими намерениями. Чонин честно пытался сказать о чувствах, но это не оценили. Трудно и больно — и не оценили. Всё-таки он в самом деле лишь один из непримечательных студентов для Чондэ. Ничего больше. А козыри у Чонина все вышли. Чондэ он смог заинтересовать только сексом и голосом, да и то — на время. Всё остальное пролетело со свистом мимо.
К повторению Чонин был не готов. Точно так же, как не мог заставить Чондэ полюбить себя. Любовь либо есть, либо её нет. А Чонину с завидным постоянством выпадал второй результат.
Всё с самого начала не имело смысла.
Никакого.
Чонин закрыл глаза и закрутился под музыку быстрее, стремясь выжечь горечь из груди и опустошить разум.
***
Во вторник на занятии по вокалу Чонин вдоволь налюбовался ошеломлёнными рожами однокурсников, когда умудрился спеть две строчки громко, чётко и по всем правилам — без обычной для Чонина неловкости и скованности. Чондэ даже выронил ручку, а после долбанулся затылком о стол, когда эту самую ручку поднимал с пола.
После окончания занятия Чонин вылетел из музыкального класса одним из первых, проигнорировав негромкий зов Чондэ, и умчался в танцзал.
В среду всё повторилось, но в конце по расписанию требовалось явиться на занятие по вождению. Чонин явился в растрёпанном после душа виде, пропустил мимо ушей замечания Чондэ, прогнал машину по нужному маршруту и снова не стал задерживаться.