Не напрасно я сказал здесь это, но — чтобы познать нам поругание от бесов, жаждущих погибели святых, и не вожделевать не во время высоты умного жития (умных видений), а иначе — будем осмеяны лукавым супостатом нашим: ибо и ныне вижу, что юноши, исполненные страстей, безбоязненно суесловят и учат о тайнах бесстрастия.
(Слово 55, стр. 272—274).
[10] На первый взгляд, может показаться странной мысль, что в правосудии есть часть злобы; но эта мысль верная: надо только понять ее правильно. Возьмем такой случай. Человек занимался убийством, разбоем, кражей в течение многих лет и потом впал в какое-нибудь несчастие. Тот, кто не пожалеет этого преступника, а подвергнет его надлежащей каре, будет справедливым, но не будет милосердным. Таким образом, желающий быть справедливым не может быть милосердным. Поэтому преп. Исаак и говорит, что милосердие противоположно правосудию. А если правосудие противоположно милосердию, то значит, в нем есть немилосердие, т.е. злоба. Это не значит, конечно, что правосудие есть порок; нет, оно есть добродетель и одно из свойств Божиих; но это значит только, что оно ниже милосердия, потому что, как говорит an.Иаков (2,13), "милость превозносится над судом". (Из прим. Никифора Феотокиса).
[11] В сирийском тексте все это место (после слов "движется в вещественном") читается так: "Это его материальное направление есть страстное состояние, или отпечатление внешней деятельности. Ибо ум невольно представляет себе также те вещи, посредством которых он совершает добродетели, и ими в немалой степени побуждается к волнению и к собиранию мыслей. Ибо, даже если цель направлена к добру, ум может еще, вследствие недостатка упражнения, быть деятельным в направлении к телесному, хотя не страстным образом и до тех пор, пока ему тайное воздействие мысленных образов не готовит скорби по причине более сильного пламенения благодаря Богу, которое обыкновенно отсекает суетные воспоминания".
Азбука духовная
Преподобный Исаак Сирин
Образы от мира приходящие и образы внутреннего человека.
Итак, должны мы ждать и пребывать уединенно и с простотою во внутреннем нашем человеке, где нет отпечатлений помыслов или воззрения на что-либо сложное: потому что ум, на что взирает, от того приемлет и образы. Когда взирает на мир, тогда согласно с видоизменением образов, по которым он носится, в таком же числе принимает от них в себя образы и подобия, которые, по мере своего множества и по различию своего изменения, возбуждают в нем помыслы, когда же помыслы возбуждены, отпечатлеваются они в уме. Если же ум проникает взором во внутреннего человека, где нет ничего такого, что могло бы служить изменением образов, и где сложное не отделяется от другого сложного инаковостию образа, но все — единый Христос, то явно, что ум приемлет тогда простое созерцание, без которого ничто иное не облагоухает душевной гортани и соделывает, что душа приобретает дерзновение во время молитвы; потому что это есть пища естества души. И когда ум станет в области познания истины, тогда не имеет нужды в вопросах. Ибо, как телесное око не спрашивает сперва и потом уже взирает на солнце, так и душевное око не входит сперва в исследование и после того уже созерцает ведение Духа. Таким образом, и то таинственное созерцание, какого вожделеваешь ты, святой, открывается уму по приобретении душевного здравия. Желать же посредством исследования и расспросов уразумевать таковые тайны есть неразумие души. Ибо и блаженный Павел руководился не наукой или иным вещественным способом (познания), когда сказал, что видел и слышал тайны и «неизреченны глаголы, ихже не возможно есть человеку глаголати» (2 Кор. 12,4), но восхищением восхищен был в духовную область и видел откровение тайн. Итак, и ты, святой, если любишь чистоту, отсеки от всех любовь, изливаемую (видимо являемую) на всех, и, вошедши в виноградник сердца своего, делай в нем, истребляй в душе своей страсти, старайся не знать зла человеческого. Чистота взирает на Бога, воссиявает и цветет в душе не вследствие вопросов, но вследствие неведения зла какого бы то ни было человека. Если же желательно тебе, чтобы сердце твое соделалось вместилищем тайн нового мира, то обогатись сперва делами телесными, постом, бдением, службою, подвижничеством, терпением, низложением помыслов и прочим. Привяжи ум свой к чтению Писаний и углублению в них; напиши пред очами у себя заповеди и отдай долг страстей, когда бываешь побежден и побеждаешь. И непрестанным собеседованием, молитвенным и просительным, и углублением в молитвословия искореняй в сердце своем всякий образ и всякое подобие, прежде тобою воспринятое. Приучай ум свой всегда углубляться в тайны Спасителева домостроительства, и оставь просить себе ведения (разумения тайн мира духовного) и созерцания, которые, в своем месте и в свое время, превыше выражения их словами (которых невозможно выразить словами), продолжай делание заповедей и труды в стяжании чистоты: и проси себе у Господа в молитве огнем разженной о всем печали (какую вложил Он в сердца Апостолам, Мученикам и Отцам), да уканет она в сердце твое, и да сподобишься умного жития. Начало, средину и конец жития сего составляет следующее: отсечение всего (удаление от всего) единением о Христе. Если же вожделеваешь созерцания тайн, самым делом возделывай в себе заповеди, а не одним стремлением к их ведению. Духовное созерцание действует в области чистоты внутри нас (у Паисия после этого прибавлено: «где живет Христос, Начальник жизни нашей»). И ты домогайся сперва уразуметь, как должно входить тебе в область тайн Духа, и потом начинай. (Слово 55, стр. 261—263).