Отец: Ну, я не знаю. Ты думаешь, что это вносит большую путаницу, когда океан, окружающий нашу страну, называют разными именами — Бенгальский залив, Аравийское море и Индийский океан, не говоря уже о Пэлк Стрэйт, Заливе Камбэй и так далее? Ты должна помнить, что индуизм развивался в очень сложных условиях. Даже в малой однородной общине трудно найти единую религиозную формулу, которая удовлетворяла бы все умы. То, что подходит молодым, может не подходить старым. То, что подходит рабочему, может не подходить ученому. Это просто насилие — втискивать все умы в узкие рамки единственной формулы. Трудности возрастают тысячекратно, когда общество людей разбросано на просторах огромного континента, и включает разные народы с разными уровнями культуры. Каждый народ, вступивший в лоно индуизма, имел своих собственных богов, свои обряды и церемонии и свои способы почитания. Индуизм решал трудную задачу примирения их всех и нахождения для них наивысшей соизмеримости. Но, к счастью, формула, которая была уже открыта ведическими святыми, а именно «Эком сад, випра бахудха ваданти» («один сад, но жрецы говорят там по-разному»), была достаточно гибкой, чтобы можно было принять любое количество богов в индуистский пантеон, не посягая на глубочайшие духовные прозрения арийской расы. Это поразительно, как, среди противоречивых притязаний божеств разных племен, противоборствующих интересов различных религиозных объединений и малопонятных деталей местных обычаев и церемоний, сохраняется целостность философии упанишад. В процессе ассимиляции, который протекал в индуизме на протяжении столетий, были разработаны две типично индуистские доктрины, иштадэвата и адхикара.
Дочь: Что представляет собой доктрина иштадэвата?
Отец: Из многочисленных форм Бога, воспринятых сердцем человека в прошлом, и записанных в наших текстах, почитателю предлагается выбрать одну, которая удовлетворяет его духовному устремлению, и сделать ее предметом своего поклонения и любви. Этот объект есть его иштадэвата. Это может быть один из тримурти, или один из аватар, или одна из мириадов форм Шакти. Или это может быть даже местное или племенное божество, сделанное конкретным для глаз плоти в виде идола.
Дочь: Отец, не является ли идолопоклонство грубой формой поклонения?
Отец: Неправильно называть идолопоклонством индуистское почитание изображений. Ибо индуистские тексты не говорят, что образ, рекомендованный для поклонения, есть Бог. С другой стороны, известное место в одной из упанишад гласит: «Тот, чье имя — Великая Слава — не может иметь образа». Наши Писания ясно говорят, что Пратика или заместитель — это не Бог, но лишь средство, позволяющее уму сосредоточиться на Боге. Они указывают, что в таком способе упасаны или почитания, Бог есть объект поклонения, и что Он совмещается с Пратикой лишь временно. Он должным образом призывается, заменяется (на видимый облик) и почитается с помощью шестнадцати ритуальных актов (шораша упачара), но в конце снова восстанавливается на своем истинном месте — в сердце. Поэтому такой метод почитания рекомендуется для того, чтобы сделать устремление человека к Богу более определенным. Идол для простых людей служит той же цели, что и флаг для армии. Он фокусирует религиозное устремление человека, как флаг фокусирует военную доблесть. В то же время, индуизм определенно утверждает, что почитание ментальное выше почитания изображений. Но следует признать, что всякое поклонение в основе своей есть идолопоклонство. Любая форма, в которую мы облекаем бесформенное, есть идол. Примитивный человек неумело изображает на куске камня голову и руки, и называет это Богом. Цивилизованный человек закрывает глаза и представляет себе личность с головой и руками, и называет это Богом. Оба есть идолы. Различие не в качестве, но лишь в степени. Индуизм имеет мужество говорить это. И он обладает также человечностью, позволяющей допускать в свое лоно тех, кто не может подняться выше грубых конкретных форм Бога.
Дочь: Отец, почему изображения наших богов и богинь обычно так неестественны, со множеством рук и голов?
Отец: Моя дорогая, это слишком большой вопрос. Чтобы ответить на него, я должен объяснить тебе идеалы индийского искусства. И этот предмет может увести нас далеко от нашей настоящей задачи.
Дочь: Но я очень хочу знать это, отец. Не можешь ли ты объяснить это в нескольких словах?
Отец: Хорошо, я объясню это. Но я должен быть очень краток. Индийское искусство совершенно отлично от греческого искусства, которое дает нам такие прекрасные изображения физической красоты. Первое, в своих лучших формах, — это искусство идеальное, общественное и священное. Ты должна хорошо усвоить эти три термина. Во-первых, оно идеально, потому что оно никогда не заботится об имитации объектов (материального) мира, но ставит своей целью изображение идеальных обликов и идеальных форм. Оно отменяет общепринятый принцип, утверждающий, что искусство есть подражание жизни. Оно исходит из того, что, напротив, жизнь должна быть имитацией искусства. Индийский художник, будь то скульптор или живописец, изображает идеальный мир, в который должен преобразиться мир реальный. Он придает конкретную форму благородным и милосердным характерам, которые описывали поэты в своих эпических произведениях. Он делает видимой для физического глаза преображенную природу, которую йогин познает в видениях. Его не заботят убогие подробности повседневной жизни, он сосредоточен на великих деяниях богов или могущественных сил зла, которые объемлют судьбы мира. Поэтому его искусство не отличается красивостью или формами подражания жизни. Это не реализм и не натурализм. Несомненно, есть прекрасные образцы натуралистического искусства, относящиеся ко времени раннего буддизма, но не они представляют высшую фазу развития индийского искусства. Во-вторых, наше искусство исторически является общественным, а не индивидуалистическим. Понятие обособленного, личного эго, согласно религии индуизма, относится к низшей ступени реальности. Преобладание личностного, самоутверждения и самовыражения рассматриваются как признаки незрелости. Соответственно, индийский художник устремлен лишь к тем идеалам, которые освящены традициями и в которые верит его община. Он тщательно подавляет свои собственные, индивидуальные представления, склонности, свою оригинальность. Он говорит на языке, который знают все. Он использует символы, ключ к которым доступен каждому члену общины. Его одаренность измеряется ясностью, простотой и адекватностью выражения глубочайших устремлений его народа в избранной им области творчества. Его оригинальность заключена лишь в прозрачности его искусства, которое поэтому является классическим в лучшем смысле этого слова. В-третьих, индийское искусство — это искусство священное, потому что в лучшие свои моменты оно всегда служило целям религии. Оно было слугой религии. Поэтому его символизм есть символизм наших священных текстов.