Моршин Александр , Лобачёв Валерий
Азбука последнего ритуала
Традиции
Комок глины
Самое первое воспоминание о себе (А.М.) связано у меня с похоронами. Причем воспоминание это вовсе не грустное, наоборот - светлое.
В том солнечном майском дне помнится дорога, глубокая серая пыль - в ней остаются отчетливые лунки от копыт лошади. Мы идем за телегой - очень медленно. Даже для меня, двухлетнего мальца, медлительность эта чрезмерна. Меня ведет за руку любимая моя тетка. А путь неблизкий - до кладбища, километра два с половиной.
И наверное, мне интересна была лошадь, и телега, и, конечно, то, что находилось в телеге. Это было - голубое, как небо над головой, и именно оно, "кусочек неба", привлекало мое внимание. Впрочем, возможно, из-за малого роста я видел его не целиком, а только часть. Что это гроб и что в том гробу, длинном ящике, обтянутом голубой материей, мой родственник, брат бабушки, скорее всего никто мне не объяснял, вполне разумно полагая, что ребенку в столь малом возрасте невозможно объяснить, что такое "смерть", и тем более - настроить его на нечто печальное и торжественное. В общем, мне, наверное, какое-то время было интересно и весело видеть все, что вокруг, а потом я, должно быть, устал от долгого монотонного пути и начал хныкать. И тогда меня посадили на телегу - то ли рядом, то ли позади "длинного голубого ящика".
И опять для меня началось что-то интересное: я сидел, свесив ноги, в задней части телеги, лицом к идущим за гробом и, вполне возможно, улыбался им и болтал ногами...
Но вот что запомнилось крепче всего: великолепная темно-бурая глина комками, горкой насыпанная возле длинной прямоугольной ямы. Солнечный свет в яму не проникал, оттого она казалась черной и вызывала во мне некий страх.
Я не помню, открывали ли тогда крышку гроба у могилы. Скорее всего нет: потому что священник, должно быть, в церкви ещё после отпевания "предал земле" тело усопшего, то есть крестообразно посыпал освященной землей покойника, полностью покрытого в конце чина белым саваном. И после этого обрядового действа там же, в церкви, гроб заколотили. Но я этого не видел. Церковь была в селе Акулово. Там тоже было кладбище, но на семейном совете решили: отпевать в Акулове, а хоронить здесь, в Одинцове, в земле "родительской".
В селе Одинцове церковь тоже была, и мы проезжали мимо неё по пути на кладбище. И у паперти той церкви Гребневской иконы Божией Матери некогда был похоронен почетный одинцовский гражданин, благотворитель и церковный староста Василий Михайлович Горячев, отец бабушки и того, кого мы хоронили в тот день. Но эту церковь закрыли и приспособили под склад. А на кладбище меня, двухлетнего участника похоронной процессии, более всего интересовала именно чудесная, чуть влажная, коричневая, податливая в руках глина, которую можно мять, прихлопывать по ней ладошками, прикладывать к щекам... И, что удивительно, мне разрешено было держать комочек этой глины. А сам я был на руках у тети Оли, и она следила только за тем, чтобы я не тянул глину в рот. Когда голубой гроб опустили на толстых веревках в темную могилу, она мне сказала, что этот комочек надо бросить туда же, на крышку гроба. Все бросали, и я бросил.
Более пятидесяти лет прошло. И много, много раз бывал я на похоронах. Не одна горсть земли брошена мною по обычаю на крышку опущенного в могилу гроба. И всегда вспоминались те, первые в моей жизни похороны и тот комочек кладбищенской земли...
Русское слово "могила" - особенное. Оно обозначает и то, что вырыли, и то, что насыпали. Ученые-языковеды голову ломали, пытаясь понять происхождение этого слова. Некоторые их предположения если и не верны, то весьма знаменательны. Мы приведем их. "Могила" одного корня со словом "могучий". Под великими курганами хоронили "могутников" - богатырей. С того, дескать, и пошло в народе - "могила". Или, может, "могучий" - сам холм, насыпь, ибо в неком праязыке, по-видимому, было слово "маги", означавшее расти, наращивать, ну и насыпать, понятно. Но, скажем, в дальнородственном русскому языку персидском (память давнишнего кружения народов по континенту) "мага" означает трещину в земле, пещеру. Где есть пещеры - хоронили в них. "Гроб Господень", вспомним, никакой не гроб в нашем понимании, а пещера-усыпальница.
Но погружали в землю или в пещеры не всегда и не обязательно. Была целая эпоха "домовин", когда строили городища мертвых: на сваях стояли домики, а в них урны с прахом. Но такие кладбища сохранялись, пока рядом были поселения живых. Ушли люди от родных могил, и город мертвых, как правило, разорялся. Заметим, что в домовинах кроме глиняных горшков с пеплом могли быть и личные вещи покойника. Весьма ценные притом...
Чтобы уберечь домовины, стали насыпать курганы. Где вокруг холмы побольше, там и курганы могли быть повыше. Где местность более ровная, там высота всего полметра, длина - до десяти. Иногда, конечно, делали заметные захоронения: богатый степной курган подобен пирамиде Хеопса. В том смысле, что, если никто не охраняет, сразу же находятся охотники грабить. Золото, бронза. Но вернемся к скромным курганам. Со временем они насыпались уже не на домовину, а на тело покойника; вспомнили люди, что десятки и десятки поколений назад хоронили в земле. Однако поначалу яму не рыли: зачем, если и так сверху земля. Потом появилась и яма. История возвращалась на круги своя.
Интересно, что память о домовинах тоже жила очень долго. Еще в ХХ веке на деревенских кладбищах от Дона до северного Поморья встречались христианские захоронения, где на могилах - двускатный "домик" с крестом или же резной столп с двускатной кровлей - образ дома, а на столпе вырезан крест. Но издавна называли домовиной и гроб - колоду, в которую под холмом или холмиком помещали тело.
Так что память у могил - потрясающая, вековая, тысячелетняя...
Под землей, как известно, темно. Так не все ли равно покойнику, в какую сторону лежать? Нет. В дохристианских могилах восточных славян чаще клали покойника головой к западу, видимо, надеясь, что будет у него и новая жизнь, воскресение, когда увидит он восход солнца, а потому лучше лицом быть обращенным к востоку. Но у некоторых племен, наоборот, погребенный обращен ногами на запад. Чтобы "встал" и "пошел" вместе с солнцем?..
На христианской могиле "перед лицом" у покойника крест. А православный крест абсолютно точно ориентирован по сторонам света. Косая его перекладина верхом указывает на север, низом на юг. Значит, если смотреть кресту "в лицо", то вы обращены к востоку. (Крест, известно, может и "лежать" на плите, но он все равно как бы предстоит перед вами.) Крест на храме, крест над входом в храм, а православные храмы обращены к востоку алтарем. Вход, соответственно, с запада. Собственно говоря, самое главное здесь ориентация на солнце (восток-запад). Западно-христианские церкви могли обращаться алтарем на запад и этим повторяли греческие святилища. А восточно-христианские, то есть изначально по большей части греческие, грекоязычные во всяком случае, - повторяли ближневосточные, палестинские, в том числе Иерусалимский храм, обращенный святилищем на восток. Апостольская проповедь шла с восточных берегов Средиземного моря на западные, традиция храмовая ориентировалась на ту, что ближе, и получилось, что до Константинополя дошла иерусалимская ориентация, а до Рима - античная греческая.
Главное, однако, что храм - одновременно образ мироздания и образ человека. Человек, упокоенный в могиле, подобен храму. И так же сориентирован по сторонам света. Он смотрит на восток - он готов войти в Храм Божий.
Берега и острова русских северных морей уставлены крестами, и это не всегда могилы. И всегда - не только могилы. Это и лоцманский знак-компас. Засечки и кресты до сих пор можно видеть и в северных лесах, на стволах древних деревьев - это указатели пути сквозь чащобы.
Кладбища и то, как хоронили и хоронят, - все это не случайно и многозначно.
На пути к неизбежному. Уход
"Ты не один!"
Большинство из нас могло бы свести свои размышления о смерти к русской пословице: "Умереть сегодня - страшно, а когда-нибудь - ничего". Но помимо предназначенной тебе смерти, которая кажется часто далекой и почти нереальной, существует смерть других. Она заставляет думать - и об уходящих, и о себе.