Геннадий Прашкевич
Азбука вины
Почему — из сгоревшей.
Два года назад книга под таким названием должна была выйти в Луганске в издательстве «Шико». До этого там вышли книга моих повестей «Нет плохих вестей из «Сиккима» и весёлое сочинение А. Етоева и В. Ларионова (оба — Санкт-Петербург) «Книга о Прашкевиче». На Украине меня охотно печатали — и на русском, и в переводах на украинский. Так бы и жить. Но пришла война. Типография, в которой находился тираж «Азбуки вины» (я вычитал и корректуру, и верстку) была уничтожена пожаром, возникшим после очередного украинского обстрела. А затем и ранее изданные мои книги были запрещены на Украине.
Но я человек опытный и терпеливый.
Многое видел, многое испытал.
Надеюсь, переживу и это.
Новосибирск, 2017.
А
В году семьдесят девятом (понятно, прошлого века) в Западно-Сибирском книжном издательстве решили переиздать роман «Поднятая целина» М.А. Шолохова. Юлий Моисеевич Мостков — редактор, страстный коллекционер писательских автографов, отправил автору письмо: «Уважаемый Михаил Александрович! Согласны ли Вы на переиздание Вашего романа?». Прекрасно знал, что автографом классика теперь обеспечен. Приготовился ждать терпеливо, но буквально через пару недель пришёл ответ. Юлий Моисеевич вскрыл конверт и застыл изумлённо: в тексте его собственного письма красным карандашом было подчёркнуто слово — согласен.
В писательской поездке на теплоходе по Оби в сентябре 1972 года отяжелевший, смахивая с невидящего глаза (память войны) слезинку, Виктор Петрович часами вёл за столом свои потрясающие монологи.
…вот все кричат, прямо в крик идут: «Ох, ах, берегите природу!». А почему-то никто не кричит: «Караул! Караул! Вон какие выросли дети в наших малосортирных квартирах!». А это ведь наши дети губят природу. Подросли и губят. Я не тогда почувствовал ужас, когда увидел на берегу осетров сдохших, а тогда почувствовал этот ужас, когда увидел дохлых ершей. Ерши обычно всё переживают, но, если уж и они сдохли, — дрянь дело. К тому же наши советские браконьеры — они ведь везде проникают, и такие они талантливые, что могут уничтожать вообще всё живое, даже не касаясь его. Вот стали мы активно кедр оберегать, не стали его валить, а просто вырубили всё вокруг. Кедр сам и попадал…
…в Колпашево, все видели, на селекционной станции выращивают картошку. Просто картошку. Надо памятник поставить тем людям, которые привезли к нам в Россию картошку, потому что сейчас она — главная наша опора. Вот пишу сейчас «Оду русскому огороду» и сам картошку выращиваю, потому что рос не в городе, а в деревне на Енисее. Отец после бани выпивал, и всегда ему хотелось много шуму наделать. Врывался в дом с большим шумом, ладно мать успевала вынести посуду. Так и жили. А нынче какая жара, цвет сыплется с картошки. Хорошо хоть, что это такая культура, что от цвета своего никак не зависит…
…на фронте героизм и трусость неразделимы. Сегодня навалишь в штаны, а завтра, что называется, подвиг совершишь. На Днепре дожди шли, окопы оплыли, кухни не подходят, жрать всё время хотелось. Дохлую рыбу выбросит взрывом, мы её выбирали из груды трупов. А тут ещё вторые сутки визжит на нейтральной полосе поросёнок, совсем достал. Вот ведь нашёл место дурак — пастись между двух армий. Ночью наши минёры проделали проход в колючке, бросили на спичках, и один солдатик пополз за добычей. Скоро нашёл пустой домик, крышу с него снесло, упавшим бревном придавило дурного поросёнка. Солдатик автомат положил у ног, в лунном свете кишки поросячьи выбирает. И вдруг чужой сапог на автомате. «Гут, гут, Иван!». Что тут сделаешь? Выбирает солдатик кишки, даже перестрелка затихла, две армии прислушиваются, чья возьмёт? «Гут, гут, Иван!». Поросёнок небольшой, но не бесконечный, — выбрал, наконец, солдатик все кишки. Немцы мясо забрали, и автомат его забрали. А что такое потеря оружия на фронте? Трибунал! Правда, немцы в тот раз порядочными оказались, пожалели солдатика, не генерал же приполз на нейтралку за поросёнком. А может, сами — из бывших спартаковцев. Вынули диск и солдатику автомат вернули…
…пишу роман. «Болят наши раны». Это восемь дней на днепровском плацдарме. Там меня контузило. Ходил по трупам, все мы там по трупам ходили. Я лет десять потом равнодушен был к покойникам, только позже немножечко отошёл. Прятались по оврагам, а однажды я, дурак, по гребню побежал, решил не мочить ног. Да и не верил, что немецкие самолёты или миномётчики охотятся за одиночками. Когда справа и слева рвануло — ещё не верил, но когда впереди, то понял — вилка. Рванулся, и всё! Вспышка. Привет. Видите, весь кривой. Повезло: наши ребята случайно развернули стереотрубу — нет ли там чего поживиться, и меня увидели меня. Вынесли. Не могли не вынести. Я до того троих вынес — татарина и двух русских. До сих они пор приезжают в гости и на встречи зовут. Но я не ходок на такие встречи. Ветераны наши, пусть и небольшой, но всегда хотят войны, а я счастлив тем, что остался жив…