Н
«В то время ещё ничего не было достоверно известно ни о коммунистах, ни о социалистах, ни о так называемых нивелляторах вообще, — писал Салтыков-Щедрин в «Истории одного города». — Тем не менее, нивелляторство существовало, и притом в самых обширных размерах. Были нивелляторы «хождения в струне», нивелляторы «бараньего рога», нивелляторы «ежовых рукавиц» и проч., и проч. Но никто не видел в этом ничего угрожающего обществу или подрывающего его основы. Казалось, что ежели человека, ради сравнения со сверстниками, лишают жизни, то хотя лично для него, быть может, особенного благополучия от сего не произойдёт, но для сохранения общественной гармонии это полезно и даже необходимо. Сами нивелляторы отнюдь не подозревали, что они — нивелляторы, а называли себя добрыми и благопопечительными устроителями, в мере усмотрения радеющими о счастии подчинённых и подвластных им лиц…»
Мы не раз обсуждали теорию «нивелляторства» с Аркадием Стругацким, и однажды он с горечью мне сказал: «Знаешь, Генка, а ведь более красивой идеи, чем коммунизм, человечество пока не придумало».
«Силос на берегу Маклая».
История сибирского бухгалтера, посланного (по ошибке) на сезонные сельхозработы в Новую Гвинею.
«Если бы ты никогда не носила одежд».
«Обалденный мужик! Ты уже отдалась ему?»
«Человек, который давал советы Богу».
Не столько, правда, давал, сколько жаловался.
«Да что такое в мире творится? Будь у него окна, все стёкла давно бы выхлестали».
«Все девы Урука».
Даже пересказывать не берусь.
«Новогоднее представление».
На сцене темно, ёлки засыпаны мерцающим, как звёздочки, снегом. Сквозь завывание вьюги доносится дальний зов: «Ва-а-аняяя!» В ответ так же издалека: «Ма-а-аняяя!» Маня откликается: «Ва-а-аняяя!». И Ваня опять вопиёт: «Ма-а-аняяя!» И так пробиваются друг к другу сквозь новогоднюю тьму, наполняя надеждой сердца маленьких зрителей, пока после самой радостной ноты со стороны бедной Мани не доносится доброжелательный вой волков.
«Умная кукуруза».
Хрущёвские годы. Самый разгар оттепели. Опытный селекционер, тайный ученик Сергея Сергеевича Четверикова, конечно, морганист-вейсманист, вывел всё-таки, подлец, совершенно новый сорт кукурузы. Крепкая, агрессивная. Сама защищается от колхозников.
«Новое о Миле».
Урок по русскому языку, 7 класс.
Перед вами картина В.И. Хабарова «Портрет Милы».
Представьте, что вы неожиданно вошли в комнату Милы и увидели свою подругу в необычной позе. Вы невольно рассматриваете её лицо, руки, одежду. Что нового вы узнали о Миле?
В Хабаровске (1967 год) в кафе «Алые паруса» недопивший Валера Шульжик, прекрасный поэт, за бутылку «Столичной» продал случайному человеку только что написанное им стихотворение. Мы это стихотворение почти и не услышали. Вдруг полыхнуло, обожгло, исчезло. Записав слова на бумажной салфетке, Валера передал её своему случайному покупателю. Ни улыбки, ни внешности, только низкий голос покупателя остался в памяти: «Учти. В двадцать первом веке это стихотворение войдёт во все мировые школьные хрестоматии». — «А под чьим именем? — рассмеялся Валера. — Хотя какая разница. Всё равно не доживу».
Не дожил, к сожалению.
Идёт двадцать первый век.
Журналов мало, хрестоматии издаются редко.
Где, где оно, пропитое Валерой замечательное стихотворение?
О
За окном, в небе, чёрном, как развал мокрых берёзовых листьев, громыхнуло — тяжело, с раскатом. И запрыгал неистово, заохал, запульсировал пронзительно ледяной свет молний. И так же вспыхивал, так же гас твой силуэт. Каждую секунду, при каждой новой вспышке он оказывался чуть в другом положении. Казалось, ты никогда не обернёшься ко мне. И когда в этой судорожной и бесконечной пляске теней и света я случайно столкнул со стола фужер, мне показалось: это — навсегда, это теперь никогда не кончится, фужер не достигнет пола.
Но он достиг.
И разбился.
А ты поворачивалась, поворачивалась ко мне и никак не могла повернуться.
И пока ты так поворачивалась, я тысячи раз видел тебя в этих ледяных ночных вспышках. И пока ты так поворачивалась, я тысячу раз, и всегда по-другому чувствовал тёмный ход времени, на который мы не обращаем внимания. Ещё вчера толклись в силурийских лагунах серые илоеды, ещё вчера юрские динозавры, ревя, ломились сквозь душные заросли беннеттитов, ещё вчера резвые гиппарионы огромными стадами бежали от преследующих их гиен, так когда же, чёрт нас возьми, мы успели стать существами, способными не только убегать от охотников или преследовать свою жертву, но и верить, вопреки собственному опыту верить, что фужер, упавший со стола, никогда не достигнет пола?