Но больше часа по площади ходил Савинков: - ни Каляева, ни Моисеенко не было. Савинков уже не радовался морозно-голубому дню, несшейся в дне жизни города. Охватило волнение за дело и товарищей. Возвращаясь, возле гостиницы он обернулся на оклик:
- Прикажите подвезти, барин!
Савинков увидал на "Мальчике" едет Моисеенко. Савинков сел. Ни седок, ни извозчик не говорили, едучи в сторону Савеловского вокзала. Только когда "Мальчик" стал уже уставать, в глухом Тихвинском переулке Моисеенко перевел его на шаг и обернулся.
- Читали заявление московского комитета? - взволнованно проговорил он.
- Какого комитета? Почему ни вас, ни "поэта" нет на площади?
Моисеенко сунул Савинкову квадратную бумажку: "Московский комитет партии социалистов-революционеров считает нужным предупредить, что если назначенная на 5 и б декабря политическая демонстрация будет сопровождаться такой же зверской расправой со стороны властей и полиции, как это было еще на днях в Петербурге, то вся ответственность за зверства падет на головы генерал-губернатора Сергея и полицмейстера Трепова. Комитет не остановится перед тем, чтобы их казнить.
Моск. ком. партии с. р."
- Чорт знает что, - в бешенстве пробормотал Савинков, разрывая бумажку.
- Вы понимаете, - волновался Моисеенко, - комитет готовит на Сергея одновременно с нами? понимаете, какая ерунда? Они сорвут дело. После их заявления Сергей уж уехал из дворца, мы три дня гоняем по Москве, не можем выследить, где он. - Моисеенко сел на козлах, как следует: надо было выезжать на Новослободскую.
Савинков от злобы сжимал кулаки.
- Сволочи, - бормотал он, - эти "наследники Михайловского" конечно не убьют, а у нас сорвут дело.
Они выехали на Новослободскую. Улица была пуста. По улице шли рабочие. Обогнали их. Моисеенко повернулся на козлах.
- Павел Иванович, вам во что бы то ни стало надо повидаться с комитетчиками, иначе погублено дело. Ведь они не знают, что мы здесь.
- Уж три дня, говорите, его нет во дворце? - злобно проговорил Савинков.
- Три.
- Может пропустили?
- Да нет, переехал.
- Какая бестолковщина! Какая ерунда! Что же вы думаете, кто из комитета может вести дело?
- Кроме Зензинова - никто. Надо увидаться с ним и открыть карты.
Савинков не отвечал, соображая, как увидеться с тем молодым студентом Зензиновым, с которым когда-то жил в Женеве.
- А знаете, сделайте так, - заговорил Моисеенко, - езжайте к Марии Львовне Струковой, Спиридоньевка 10, моя родственница, я знаю, она встречается с Зензиновым и человек надежный. Просите ее устроить свидание. Она сделает.
- Тогда езжайте к этой вашей Струковой сейчас же, - проговорил Савинков. Тут медлить нельзя. А вдруг эта Струкова откажет?
- Не откажет.
Моисеенко повернул "Мальчика", стегнув. И "Мальчик" запрыгал по Новослободской в обратном направлении.
- Где же "поэт"? - привстав, спросил Савинков.
- Потерял из виду. С ума сходит, носится по городу. Мы с ног сбились.
Больше они ни о чем не говорили. "Мальчик" бежал вприпрыжку на Спиридоньевку.
12
Струкова не была революционеркой. Стриженая, похожая на мужчину, любила интересных людей, нравились революционеры. И она помогала им, подвергая себя даже риску.
- Какой-то господин, барыня, фамилии не называет, хочет лично говорить.
- Проведи в кабинет, - деловым басом сказала Марья Львовна и оправившись перед зеркалом, пошла, быстрой походкой развевая юбку.
Навстречу встал, светски поцеловал руку незнакомый, изысканный молодой человек.
- Марья Львовна Струкова? - проговорил он, - мы незнакомы, я друг вашего родственника Бориса Николаевича Моисеенко.
- Ах, Бори? Он здесь?
- Нет, его нет. Но, Марья Львовна, я от него к вам, по очень важному делу, только могу ли я просить, чтоб разговор и мой визит к вам, - Савинков улыбнулся, как улыбаются светские люди, - остался между нами.
- Разумеется, пожалуйста.
- Мне нужно во что бы то ни стало, не позже завтрашнего дня увидаться с Владимиром Зензиновым. Других путей узнать его адрес у меня нет. Прошу вас, устройте это свидание, дело не терпит никаких отлагательств. Дело большое и очень важное.
- С Владимиром Михайловичем? - глубоким басом произнесла Марья Львовна и лоб ее избороздился соображающими складочками.
- Да.
Марья Львовна соображала.
- Хорошо, - сказала она, - но где? у меня?
- Нет, Марья Львовна. Завтра в восемь я буду у подъезда театра Корша, там при входе много народу. Пусть вы и Зензинов придете туда. Меня он едва ли узнает, мы давно не видались. Но пусть следит за тем, с кем поздороваетесь и поговорите вы. Я скажу вам несколько слов и пойду от театра, он должен идти за мной, вот и всё.
Марья Львовна хотела улыбнуться, ей понравился таинственный план, но сдержалась. И хоть назавтра была приглашена на серебряную свадьбу своего дяди, всё же сказала басом:
-Великолепно. Так и сделаем. Я конечно не могу ручаться, сможет ли приехать Зензинов. Но если сможет, так и сделаем.
- Я должен вас предупредить, пожалуйста скажите Зензинову, чтобы он тщательно проверил себя и не привел бы с собой филеров. Если за ним есть слежка, чтобы не приходил ни в коем случае. Он это сам поймет, конечно.
- Да, да, конечно.
- Итак, Марья Львовна, - поднялся Савинков, - будем считать наше свиданье оконченным, надеюсь, оно останется в полной тайне.
- Можете быть спокойны.
Шурша длинной шелковой юбкой, Марья Львовна проводила Савинкова до двери.
13
У Корша шла "Свадьба Кречинского". Кречинского играл Киселевский. Москвичи любили Киселевского и валом валили на спектакль. В восемь у театра толпилась толпа. Сновали барышники. Стояли наряды полиции. Подкатывали извозчики, лихачи, частные сани, кареты. Из саней, карет выпрыгивали шубы, дамские, мужские. Чтобы не мять причесок, дамы были в пуховых платках. На ходу открывая сумочки, бежали к подъезду.
Прекрасный рысак захрапел от слишком быстрого осада. Савинков легко выпрыгнул из саней и быстро взбежал по ступенькам.
- Партер третий ряд, - подлетел приземистый барышник в каракулевой шапке.
- Не надо, - махнул элегантный господин. Заметив полную, брюнетистую Марью Львовну в тяжелых соболях, направился к ней с любезной улыбкой. Приподняв бобра, Савинков поцеловал руку:
- Как я рад вас видеть, Марья Львовна.
- И я очень рада, - улыбнулась Струкова и не зная что сказать, проговорила: - вы поклонник Сухово-Кобылина или Киселевского?
- Сухово-Кобылина. Прекрасный драматург, но с судьбой убийцы. Вы знаете?
- Да что вы? Не знала. Ну мне пора, прощайте. А вы?
Молодой человек снова приподнял бобровую шапку и поцеловал руку даме. Потом он пошел, проталкиваясь среди опаздывавшей в театр публики.
Одетый в потертое пальтишко без мехового воротника, в истертую котиковую шапку, Зензинов отделился от стены. Он видел Марью Львовну, говорившую с этим элегантным человеком. Не слыхал, что они говорили, да это и неважно. Но кто этот молодой человек, Зензинов не понимал. "Неужели наш? Эс-эр? Не может быть. Я никогда его не видал. И что ему от меня нужно?"
Элегантный молодой человек в бобрах шел быстро. Зензинов ускорил шаг, чтобы поспевать. Молодой человек шел не оглядываясь, уходил слишком далеко.
Зензинов знал, что в Москве за ним слежка. Но прежде чем прийти к Коршу, проделал столько трюков, что сейчас был совершенно спокоен. Слежки не было. Впереди в свете желтых фонарей колыхалась шапка молодого человека, на расстоянии ста шагов.
Молодой человек несколько раз сворачивал в улицы. "Вероятно, хочет выйти на Дмитровку", - думал Зензинов, ускоряя шаг. "Да, сворачивает именно на нее. Но кто же он? Чорт знает..."
Зензинов увидал, как выйдя на Дмитровку молодой человек замедлил шаг. "Надо догонять". Зензинов подходил вплотную к незнакомцу в бобрах. Теперь, поравнявшись, они сделали несколько шагов идя рядом. Никто из них не глядел друг на друга. Вдруг незнакомый сделал еле уловимый знак рукой и тут же отскочив с тротуара на улицу, крикнул навстречу мчавшемуся лихачу: