- Что это значит, Петр Иванович!? В какое вы меня ставите положение!!? закричал Азеф.
- Прежде всего не кричите, - протянул руку Рачковский, - никакого положения тут нет.
- Для вас! Не вы ходите под виселицей! - искажаясь, выпуская слюни на вывороченные губы, закричал Азеф.
- Положим, к сожалению, и я.
- Вы виноваты! Вы не отвечали! Вы бросили меня! Вы дурацкой слежкой поставили меня чорт знает в какое положение перед революционерами!
- Да не волнуйтесь, Евгений Филиппович, всё образуется, тут дела были почище наших с вами.
- Почище, - злобно пробормотал Азеф.
- Ну, разумеется, - спокойно протянул Рачковский, - дел по горло, вот и не отвечал.
Герасимов, посмеиваясь, глядел на Рачковского и Азефа.
- Из-за этой же моей занятости, сейчас сношения с вами будет вести, вот, Александр Васильевич, собственноручно, так сказать, - любезно-злобно сказал Рачковский.
- Стало быть, Александр Васильевич, удостоверяю, арестованный является сотрудником, арест произведен очевидно по недоразумению, - улыбнулся зло Рачковский. - Надо вышколить людей, чтоб зря своих не подводили. А теперь, что же мне тут, вы уж сами сговоритесь, не так ли? Одно скажу, чрезвычайно ценный сотрудник, - засмеялся с хрипотцой Рачковский.
Герасимов молчал. Азефу показалось, что-то нехорошее пробежало по рыбьему лицу генерала.
- А вы, батенька, не сердитесь, старую дружбу-то не забывайте, - пожимал Рачковский руку Азефа. - Кипяток вы, Филиппович, и как это спокойный человек так может раскипятиться, нехорошо батенька, в нашей работе нервы первое дело.
Азеф пытался выпростать маленькую руку из жилистой мертвячей руки Рачковского. Тот, опять почему то засмеявшись, вышел.
- Прежде всего позвольте извиниться, что я принял вас за революционера, садясь к столу, проговорил Герасимов. - Вполне понимаю ваше возмущение. Виноваты люди, чистая случайность. Надо надеяться, что в этом лучшем из миров всё делается, быть может, к лучшему.
Азеф рассматривал генерала. Волновала пипка. Казалось, пипка в разговоре перепрыгивает с щеки на щеку.
Так вот, работать с вами буду я. Принципы работы коротки: - мало слов, много дела. Освобожу, разумеется, вас сегодня же. Дам адрес. Как-нибудь вечерком потолкуем. Только предупреждаю, - вдруг ударил ладонью в такт словам генерал: - вы вели игру на две руки, не возражайте! - повысил он голос, знаю! С этого часа на двойной игре ставьте крест. Поняли? Не допущу.
- Это ложь и интрига, - спокойно сказал Азеф, - никакой другой работы я не вел.
- Вели.
- Нет, не вел.
Герасимов смотрел на Азефа. Азеф на Герасимова. Прошла минута.
- Ладно, - улыбнувшись стальными глазами, прервал Герасимов, - во всяком случае или служите только мне, или... - и Герасимов чиркнул рукой по шее также, как чиркал Азеф на приеме боевиков.
- Понятно? - сказал он, не сводя стальных щелей с мясистого лица Азефа.
Всеми силами Азеф скрывал волнение, скрыл бы, если б не выступивший пот.
- Это ложь. Я никогда на революционеров не работал.
- Евгений Филиппович, слово держу крепко. Ваши сведения, знаю, были всегда ценны. На оплату работы не поскуплюсь. Вы сколько получали последнее время?
- Очень мало. 500 рублей.
- Ну, положим, это не мало. Многие получают гораздо меньше. За отдельные дела получали наградные? Не правда ли? Денег больших в моем распоряжении нет. Но, ценя вас, набавлю до 800 в месяц.
- Мало, - глухо прохрипел Азеф. - Я ставлю голову, не за 800 же рублей.
Герасимов, улыбаясь, видел, что Азеф согласен.
- Ха-ха-ха! Да не втирайте вы очки! Ведь живете и жить будете на партийный счет, а он побольше нашего!! Наши чистоганчиком пойдут в Лионский Кредит. За год, батенька, 10 тысяч одного жалованья. За три - фабрику купите, завей горе веревочками! Ночью вас освободят, так удобней, - вставая, сказал Герасимов. Вот адрес: - Паителеймоновская 9, кв. 6, спросите папашу. Лучше к ночи. Проверять буду другими сотрудниками. Хорошие дела, - хорошие деньги. Малейшая ложь - уж не обессудьте, придется. Ну всего хорошего, Евгений Филиппович! - и, по военному прямо, генерал Герасимов вышел из камеры.
7
В черном пальто, в руках с цилиндром Азеф стоял в одиночке. Не меняя упершегося в пол взгляда, что-то про себя бормотал, ожидая освобождения.
Из темных ворот Охранного извозчик тронул хорошим ходом. Путь с Мойки на Стремянную, в квартиру Хеди, был длинен. Ночь поздняя. Летел теплый, тающий на тротуаре снег, от фонарей, света из окон, казавшийся желтым. Сырость стояла сплошная, тяжелая, в этом тумане столицы было не продохнуть. В липком ветре летела мокреть, сжавшиеся люди в котелках, шляпах бежали походкой странных выдуманных силуэтов. И Азеф, ушедший в цилиндр и в поднятый воротник, на быстром извозчике, казался тушей без головы.
Так промчался он на Стремянную. Извозчик, резко осаживая лошадь, пролетел дом Хеди. Лошадь поскользнулась у тротуара и упала скользко раскатившись ногами, затрещав по камням подковами.
-Уууу, чорт, - пробормотал Азеф, выпрыгивая из пролетки. Он не додумывал, почему было неприятно падение лошади. Да она уж и вскочила, встряхивая спиной и вытягиваясь, кашляя. Азеф взглянул: - в окне красноватый свет. Он тяжело стал подниматься по лестнице. Но вдруг, на втором повороте почувствовал слабость, сердцебиение и остановился, переводя дыхание.
Хеди, поджав ноги, в теплом халате и мягких туфлях, читала на диване "Викторию" Гамсуна. В сильных местах не могла читать, а опуская книгу, шептала - "wie suess!" Три звонка Азефа застали ее в таком состоянии. Хеди стремительно бросилась к двери.
- HaenschenI Papachen! Um Gottes Willen! - кричала она, обнимая еще не успевшего снять цилиндр и отдышаться Азефа.
- Lass doch, lass, -вдруг грубо проговорил Азеф. - Он сам не ожидал, что так встретит Хеди. Сел на стул. Острая режущая боль прорезала почки. Он схватился за поясницу.
- Um Gottes Willen! Was ist los mit dir? O, mein Gott! - испуганно вскрикнула Хеди.
Морщась от боли, Азеф постарался улыбнуться.
- Sei nicht boese, Muschi, Papachen hatte schlechte Geschaefte растягивая толстые губы в подобие улыбки, проговорил Азеф. И встав, крепко поцеловал Хеди.
8
Полицейская конспиративная квартира на Пантелеймоновской улице меблирована была отлично. Генерал любил красное, александровское дерево и выдержал обстановку в стиле.
Азефу в темноте отворил дверь темный мужчина.
- Папаша дома?
- Дома. - Азеф узнал по голосу и фигуре разоблаченного провокатора социал-демократов "Николая, золотые очки".
- Милости прошу, Евгений Филиппович, - улыбался генерал, словно дружили они двадцать лет. Азеф ответил точно также:
- Я вас, Александр Васильевич, еле разыскал. Герасимов в серых верблюжьих туфлях, в бархатной куртке с бранденбурами. От его вида веяло уютом.
- Идемте, голубчик, - говорил он, ведя Азефа анфиладой комнат. Одна была заставлена клетками - на стенах, столах, на полу.
- Что это у вас такое? - бормотал Азеф.
- Птицы, - проговорил генерал - А вы не любите птиц?
- Птиц? - промычал Азеф
- У меня с реального училища страсть, я в харьковском реальном был, к канарейкам. Отдыхаю. Только времени то нет, - сказал генерал Герасимов, вводя в просторный кабинет, с низкими креслами и портретами императоров в золотых тяжелых рамах.
- И фотографией не интересуетесь? - спросил, подкатывая Азефу кресло.
- Нет, - рокотнул Азеф.
- А я и фотографией. Снимаю. Садитесь, Евгений Филиппович, располагайтесь удобней, вот тут, голубчик.
Кресла, деланные по рисунку генерала, были великолепны, успокаивающи. Утонув в черном сафьяне, Азеф распустил по ковру ноги, пророкотав:
- Хорошая квартира у вас, Александр Васильевич.
- Ничего, не жалуюсь, - роясь на столе, ответил Герасимов. - А вот моя работа, увеличиваю. Незнакомы? - и он смеясь кинул фотографию.
Азеф рассматривал портрет Савинкова 13x18.
- А этот поясной портрет не видали? - кинул генерал смеющегося Чернова с альбомом в руке. - Видите, сразу знакомыми угостил, - смеялся Герасимов, сев в кресло, пододвигая меж ними курительный прибор. Азеф закурил предложенную папиросу.