Эта тактика не была новой. "Еж" был стандартным способом обороны европейских пехотинцев, сражавшихся против конницы, по крайней мере, с начала XIV века, хотя они использовали свои пики со стальными наконечниками, а не импровизированные деревянные колья, чтобы создать эффект ощетиненного ежа. Однако первый зафиксированный пример использования деревянных кольев специально для защиты лучников появился сравнительно недавно, и это было восточное новшество. В 1396 году отряд французских и бургундских крестоносцев потерпел поражение в битве с османскими турками при Никополе на территории современной Болгарии. Турки спрятали своих пеших лучников в складках ландшафта и за заслоном легковооруженной кавалерии. Соблазнившись тем, что, казалось, превосходят их числом и вооружением, крестоносцы бросились на турецкую конницу, ряды которой расступились, обнажив цепь кольев, за которыми укрылись лучники. Крестоносцы были легко остановлены и перебиты. Тремя ветеранами этой битвы, попавшими в плен и впоследствии выкупленными, были не кто иной, как лидер крестового похода Иоанн Бесстрашный, будущий герцог Бургундский, который в то время был графом Невера, Рауль де Гокур, защитник Арфлера, и маршал Бусико, который сейчас командовал войсками, противостоящими Генриху V.[463] При Никополе было убито или взято в плен так много знатных дворян Франции, что новости о катастрофе и о том, как она произошла, быстро распространились по всей Европе. Независимо от того, принадлежала ли идея использовать колья для защиты английских лучников Генриху или пришла от Эдуарда, герцога Йоркского, как предполагают некоторые хронисты, ее гениальность заключалась не в новаторстве, а в соединении двух устоявшихся, но различных прецедентов: турецкого использования кольев для защиты своих лучников и плотного строя европейских пикинеров.
Французские пленники, захваченные в Корби, могли дать Генриху и другую информацию, не менее важную, чем та, которая побудила его применить колья для защиты лучников. За некоторое время до отъезда из Корби король узнал, что французская армия, патрулирующая переправы на противоположном берегу Соммы, направляется к Перону, укрепленному городу, расположенному вверху излучины реки. Поэтому было крайне маловероятно, что ему удастся найти неохраняемый проход между Корби и Пероном. Даже если бы ему это удалось, французы быстро настигли бы его, либо атаковали бы его во время переправы, либо заставили бы его перейти к обороне. В любом случае инициатива будет у противника.
Именно в этот момент Генрих решился на еще одну продуманную авантюру. По всей вероятности, ему придется следовать вдоль реки до самого ее истока, прежде чем он сможет повернуть на северо-запад к Кале. Вместо того чтобы продолжать идти вдоль Соммы следуя ее извилистому руслу, он решил срезать путь прямо по открытой местности между Корби и Несле. Хотя он рисковал пропустить потенциально возможную переправу, он сократил бы свой путь по меньшей мере на десять миль и обошел бы французские войска, ожидавшие в Пероне. Более того, совершив неожиданный маневр, он имел шанс застать французов врасплох и найти неохраняемую переправу дальше по течению, тем более что он исчезнет из их поля зрения, возможно, на сутки.
Поэтому английская армия повернула на юго-восток и начала долгий подъем на плато Сантерре. На протяжении многих миль путь становился все более тяжелым. Пологие волнистые участки полуострова Ко и ровный, без особенностей ландшафт нижнего течения Соммы уступили место поросшим лесом холмам и длинным, крутым грядам, которые теперь ассоциируются с полями сражений и окопами Первой мировой войны. Более удобная для похода местность широкой и плоской долины Соммы все еще оставалась недоступной. Недавние октябрьские дожди подняли уровень воды в реке и сделали болота еще более коварными, вынудив армию следовать по более возвышенной и твердой местности. Когда англичане достигли плато над Корби, ландшафт резко изменился. Теперь перед ними простиралась бескрайняя равнина, казавшаяся бесконечной. Не было никаких ориентиров, кроме мерцающих белых стен Амьенского собора, призрачно возвышающихся вдали позади них, да редких шпилей деревенских церквей или лесных массивов, силуэтно вырисовывающихся на горизонте. Для простых рядовых, полностью полагавшихся на короля и его военачальников в вопросах руководства в этой чужой и враждебной стране, которая была так не похожа на то, что они когда-либо видели у себя дома, это, должно быть, было обескураживающим и пугающим зрелищем. Это было также испытанием их веры в своих командиров.
463