Элитный кавалерийский отряд получил в свое распоряжение около тысячи бойцов, которых "снабдили людьми (взятыми) из всех отрядов".[522] Неизбежно, что на эти роли были выбраны более опытные и лучше оснащенные бойцы, которые, скорее всего, были кадровыми военными мелкого дворянства. Арьергард стал местом свалки — Лефевр упоминает, что туда помещали "всех лишних бойцов" — что, вероятно, способствовало отсутствию руководства, путанице и нерешительности, которые поразили это подразделение французской армии в ходе сражения.[523]
Действительно, похоже, что у французов был такой "избыток бойцов", что они фактически отослали некоторых из них еще до начала сражения. Монах Сен-Дени сообщает весьма пристрастную историю о том, что жители Парижа предложили отправить шесть тысяч человек, полностью вооруженных, в королевскую армию, с условием, что они будут поставлены в первую шеренгу, если дело дойдет до сражения. (Если такое предложение действительно было сделано, то вряд ли оно сопровождалось подобным условием). Тем не менее, оно было отвергнуто с презрением: "Помощь ремесленников, конечно, не имеет большого значения, — сказал некий Жан Бомон, — ведь мы будем превосходить англичан три к одному".[524] Монах использовал этот сомнительный анекдот как повод для благочестивых размышлений о гордости французской знати, которая считала недостойным принимать помощь плебеев и забыла уроки Куртре, Пуатье и Никополя. Если эта история правдива, то более вероятно, что отказ парижским горожанам был вызван страхом, что они просто пойдут прямо на помощь герцогу Бургундскому, а не против англичан.
Тем не менее, есть и другие свидетельства того, что "плебейские войска" действительно были отвергнуты или дезертировали до начала сражения. Четыре тысячи лучших арбалетчиков, по словам монаха, которые должны были начать атаку на англичан, не были найдены на своих местах в тот момент, когда они были нужны, будучи отосланными, как они утверждали, потому что дворяне сказали, что они не нужны. Можно было бы с подозрением отнестись и к этой истории, если бы не тот факт, что четыре тысячи лучников и пятнадцать сотен арбалетчиков, которые, по словам Варвена, были назначены в авангард, нигде не фигурировали во время битвы. Собственное объяснение Варвена их отсутствия повторяет объяснение монаха: на узком поле боя между лесами Азинкур и Трамекур не было места ни для кого, кроме латников, поэтому лучники не могли быть использованы. Действительно, пятьдесят арбалетчиков, выехавших из Турнэ 17 сентября в ответ на королевский призыв оказать помощь Арфлеру, вернулись домой 18 ноября, так и не добравшись до Арфлера и не побывав в битве при Азенкуре.[525]
Проливные дожди, которые шли почти всю ночь, наконец, уступили место прохладе и сырости бледного и туманного рассвета. Это было утро 25 октября 1415 года, день, отмечаемый в церковном календаре как праздник святых Криспина и Криспиниана, покровителей сапожников, шорников и кожевников. Хотя маловероятно, что кто-то во французской армии счел этот день неподходящим для сражения.
Легенда гласит, что Криспин и Криспиниан были двумя братьями из Рима, которые прибыли во Францию в качестве христианских миссионеров в начале третьего века и поселились в Суассоне. Там они занимались сапожным ремеслом, пока не были замучены за свою веру по приказу императора Максимиана. Как это часто бывает в средневековых историях мученичества, братья чудом пережили несколько ужасных попыток: инструменты палачей не причинили им вреда, река Эсна не утопила их, а раскаленное масло не сожгло их. В конце концов, палачу пришлось прибегнуть к более прозаичному, но успешному методу — обезглавить их. В предыдущем году, в мае 1414 года, отряд арманьяков был виновен в жестоком разграблении их родного города Суассона и казни его высокочтимого капитана Ангеррана де Бурнонвиля Жаном, герцогом Бурбонским, который теперь был одним из командиров авангарда.[526] Мученики-сапожники из Суассона собирались отомстить.
Как только рассвело, французы построились в отряды и заняли отведенные им позиции на поле боя. "Число их было поистине ужасающим", — заметил капеллан, а авангард "с его лесом копий и огромным количеством шлемов, сверкающих между ними, и конницей на флангах… был, по приблизительным подсчетам, в тридцать раз больше, чем все наши люди вместе взятые". (Вероятно, тридцать — это ошибка переписчика, который написал три, что все равно означало, что французский авангард насчитывал восемнадцать тысяч человек. Хотя это тоже было преувеличением, он, конечно, был прав в том, что французский авангард превосходил по численности всю английскую армию). "По сравнению с нашими людьми, — мрачно добавил он, — даже арьергард, представлял собой толпу, которую трудно было сосчитать".[527]
523
525
Ibid., v, pp. 558–60;