По иронии судьбы, если бы латники были профессиональными пехотинцами или пехотинцами низшего класса, такими как городские ополчения соседних городов Фландрии и Пикардии, они могли бы пострадать меньше. Легкое, более гибкое снаряжение рядового пехотинца, сочетающее пластины с кольчугой и "вареной" или выделанной кожей, делало их более уязвимыми для стрел английского длинного лука, но позволяло им двигаться быстрее и свободнее. Французская знать, одетая с ног до головы в "белый", или пластинчатые доспехи, буквально увязала в коварной грязи. В других обстоятельствах вес их доспехов — от пятидесяти до шестидесяти фунтов — был бы столь же несущественным, как для современного солдата его полное снаряжение: Бусико мог не только вскочить на коня не используя стремян, но и забраться по лестнице в полном доспехе. Французы не были тщеславными любителями поиграть в войну, как их так часто изображают. Они были закаленными ветеранами, которые всю свою жизнь провели в войнах: в крестовых походах, сражаясь в Италии, Испании и Португалии и, совсем недавно, в своих собственных гражданских междоусобицах. Они с детства привыкли носить доспехи как простую одежду.
Однако при Азенкуре грязевая трясина, созданная копытами сотен лошадей, которые неслись по только что вспаханной, пропитанной дождем земле, стала буквально смертельной ловушкой для тех, кто был в "белый" доспехах. Потея и перегреваясь в тесных металлических тюрьмах, французские латники изнемогали от непосильного труда, вынужденные ставить одну ногу перед другой, пытаясь вытащить ступни, голени, а иногда и колени из тяжелой, леденящей грязи. Тяжелые пластинчатые доспехи, которые выделяли их как знатных и богатых господ и при других обстоятельствах сделали бы их практически неуязвимыми, теперь стали их главной помехой.
Опустив головы и не видя, куда идут, французские латники, многие из которых уже были ранены стрелами, сыплющими на них, спотыкались и скользили по полю боя. Пока они пытались сохранить стройность своих рядов, им также приходилось преодолевать возникшие препятствия на своем пути: павших людей и лошадей из первого неудачного кавалерийского удара, некоторые из которых были мертвы, другие умирали или были ранены. Испуганные лошади, избежавшие резни и оставшиеся без седоков ошеломленно бежали прямо на них. Тела их собственных товарищей, упавших в грязь и не смогших подняться попадались под ноги.
О решимости и дисциплине французов говорит тот факт, что они преодолели эти трудности и столкнулись с вражескими рядами в такой массе и количестве, что англичане были отброшены на шесть или двенадцать футов назад от этого удара. При виде этого капеллан и "духовные ополченцы", находившиеся в обозе, "пали ниц в молитве перед великим Божьим ковчегом милосердия, громко взывая в горечи духа, чтобы Бог вспомнил о нас и короне Англии и по милости Своей высшей щедрости избавил нас от этой железной печи и ужасной смерти, которая нам угрожает".[562]
Несмотря на превосходство французов в численности (и несмотря на удручающие стенания испуганного духовенства позади них), тонкая шеренга английских латников чудом не сломилась под этим натиском. Они не только выстояли, но и быстро восстановили строй и начали снова продвигаться вперед, чтобы вернуть утраченные позиции. В то время как они сходились с врагом в ожесточенном рукопашном бою, лучники непрерывно выпускали стрелы, которые в этих стесненных условиях были еще более смертоносными, чем раньше, пробивая забрала и прорезая стальные пластины, как будто они были сделаны из ткани. Когда стрелы кончились — что произошло довольно быстро, — лучники отбросили свои луки и взялись за мечи, кинжалы и свинцовые молоты, которыми они забивали колья. Выбежав из-за баррикады, они атаковали со всей яростью людей, знающих, что пощады им не видать. Сбивая латников своими молотами, они вонзали свои мечи и кинжалы в забрала павших.[563]
Сражение достигло своего апогея. Капеллан мог только удивляться преображению англичан. "Ибо Всемогущий и Милосердный Бог, как только линии бойцов сошлись и начался бой, увеличил силы наших людей, которые из-за недостатка пищи ослабли и истощились, отнял у них страх и дал им бесстрашные сердца. И, как казалось нашим старикам, никогда еще англичане не обрушивались на своих врагов более смело и бесстрашно или с лучшей волей". Положение было настолько отчаянным, что не было времени брать пленных: каждый французский латник, "без различия лиц", был зарублен на месте.[564]
562