Лишившись почти всех взрослых мужчин в своей семье, Перретта теперь должна была взять на себя управление имениями мужа и самостоятельно воспитывать четырех малолетних детей. Вместо мужа она стала шателленом Ла-Рош-Гюйона, "самого недоступного и самого неприступного из замков Нормандии". Когда Генрих V вторгся в Нормандию во второй раз, в 1417 году, одним из первых мест, которые он занял, был Роншвиль, который принадлежал Рош-Гюйонам в течение полувека. Ему достались и другие замки и города герцогства. Ла-Рош-Гюйон устоял, Перретта позаботилась о том, чтобы пополнить крепость людьми, оружием и припасами. После падения Руана в январе 1419 года Генрих V больше не мог позволить себе оставить Ла-Рош-Гюйон в руках врага и послал Ричарда Бошама, графа Уорика, захватить его.
Несмотря на то, что граф был одним из самых способных военачальников Генриха, он встретил столь решительное сопротивление, что не смог ничего сделать. Тогда Ги ле Бутилер, капитан Руана и "человек, полный опыта и находчивости", посоветовал ему заминировать крепостные стены из пещер, которыми были изрезаны окрестности. Продержавшись несколько месяцев, Перретта был вынужден капитулировать, чтобы спасти жизни своего гарнизона. По словам монаха Сен-Дени, Ги ле Бутилер положил глаз и на замок, и на его шателена: в награду за его советы Генрих V пожаловал ему замок и его владения в бессрочное владение для себя и своих наследников и дал разрешение на брак с Перреттой. Но оба они недооценили мужество и упрямство самой дамы. Она категорически отказалась выйти замуж за ле Бутилера не только потому, что считала его "мерзким предателем", принесшим присягу Генриху V после падения Руана, но и потому, что не собиралась лишать наследства двух своих сыновей от Ги де ла Рош-Гюйона, старшему из которых не было еще и восьми лет.
2 июня 1419 года она и ее дети со всем движимым имуществом покинули Ла-Рош-Гюйон под конвоем короля и предстали перед ним в Манте. Генрих предложил помиловать ее за восстание против него, если она примет Ги ле Бутилера как своего мужа и принесет ему клятву верности как "законному наследнику престола Франции". Перретта снова отказалась, заявив, что разорение для нее менее страшно, чем брак с "гнуснейшим из предателей", и что истинным наследником Франции она признает только дофина. Как ни странно, Генрих V оставил это неповиновение безнаказанным и разрешил грозной Перретте и ее отпрыскам беспрепятственно покинуть Нормандию и отправиться, куда им заблагорассудится.[628]
В каком-то мрачном смысле Перретте де ла Ривьер повезло больше, чем некоторым другим женщинам, потерявшим мужей, отцов, сыновей и братьев в битве. По крайней мере, она знала, что они погибли, поскольку тела Ги де ла Рош-Гюйона и Жака де Шатильона были одними из немногих, которые были опознаны слугами и унесены с поля боя.[629] Для многих женщин такой уверенности не было, и в течение нескольких месяцев после этого они оставались в неопределенности, не зная ни о судьбе своих любимых, ни о том, являются ли они женами или вдовами. Вызванные этим эмоциональные переживания усугублялись финансовыми проблемами, которые создавала эта тяжелая ситуация.
Сестры Карла, мессира де Новианта, например, знали, что он погиб в сражении, поскольку его тело было найдено, но судьба Жана, его брата и наследника, в начале декабря была все еще неизвестна. Требование о выкупе не поступало, но оставалась возможность, что он все еще жив и находится в плену где-то во Фландрии. Пока смерть Жана не была подтверждена, его сестры не могли законно наследовать семейные владения. Хотя им было дано разрешение на управление и пользование ими, они не могли сделать никаких распоряжений, и даже самая простая сделка была затруднена из-за невозможности точно определить законное право собственности. Изабо ла Маре-Шаль, бездетная вдова Карла, даже была вынуждена обращаться к своим невесткам, чтобы выплатить вдовью долю.[630]
Еще хуже обстояло дело с несчастной Жанной де Гайлувель, женой Пьера де Илленвилье, бальи Эврё в Нормандии. По состоянию на 9 мая 1416 года, почти через шесть месяцев после битвы, она еще не знала, что случилось с ее мужем. Жанна и ее семеро в это время детей находились в тяжелом финансовом положении. Пьер де Илленвилье владел многими своими землями, синьориями и доходами как вассал короля, но королевские чиновники вернули их в руки короля, заявив, что ее муж должно быть мертв. Жанна продолжала верить, что ее муж жив, и старательно пыталась узнать о нем. "Она слышала, как некоторые говорили, что ее муж находится в плену у английского рыцаря по имени Корнуолл, и она надеется, что по благословению Господа вскоре получит хорошие и определенные новости, надеясь, что ее муж скорее жив, чем мертв". По ее словам, "это было бы очень тяжело, дорого и пагубно", если бы ее лишили такой большой части дохода ее мужа на основании одного лишь предположения, что он мертв. Просьба Жанны о том, чтобы ей позволили сохранить доходы до тех пор, пока она не узнает точно о судьбе мужа, была временно удовлетворена, но, судя по всему, это было безнадежное дело. Сэр Джон Корнуолл действительно был неутомимым сборщиком выкупа за пленных, но имя Пьера де Илленвилье среди них не встречается. Вероятно, он лежал там, где пал, не узнанный на поле Азенкура.[631]
629
www.ville-auchyleshesdin.fr/default_zone/fr/html/page–77.html. Место их захоронения было утеряно, когда аббатство было разрушено.
631