Прежде чем начать этот поход, нужно было решить другие задачи. На поле боя лежало слишком много тел, чтобы англичане могли подумать о христианском погребении их всех; мы даже не знаем, делали ли они это для своих соотечественников. Конечно, трупы некоторых наиболее знатных жертв — в частности, Эдуарда, герцога Йоркского, и Майкла, графа Саффолка — были забраны с поля боя для доставки в Англию. Учитывая длительность транспортировки и отсутствие возможности забальзамировать их или заключить в свинец, чтобы предотвратить гниение, средневековая практика заключалась в расчленении тел и их варке до тех пор, пока плоть не отделялась от костей. Эта прагматичная, но неприятная процедура означала, что затем кости можно было легко перевезти в Англию в простом сундуке или гробу, чтобы со всеми положенными церемониями захоронить их в последнем пристанище. Кто отвечал за выполнение этой жуткой операции, мы не знаем, хотя можем предположить, что в ней, вероятно, участвовали Томас Морстед и его команда хирургов — если они не были слишком заняты уходом за живыми людьми.[636]
Пройдет несколько дней, прежде чем будут похоронены остальные погибшие. Семьи крупных синьоров отправили своих слуг и священников искать на поле боя своих близких. Так были найдены тела герцогов Алансонского, Барского и Брабантского, а также коннетабля д'Альбре, Жака де Шатильона, Галуа де Фужера, архиепископа Сенса и графов Невера и Руси. Даже на этом позднем этапе под грудами трупов все еще находили живых людей. Например, Энглеберт ван Эдинген, мессир де Кестергат, был обнаружен тяжело раненным через три дня после битвы, но, несмотря на то, что его доставили в Сен-Поль, он не поправился и вскоре умер. Было сделано все возможное, чтобы вернуть мертвых на родину для погребения рядом с их предками: тело Филиппа, графа Неверского, было забальзамировано и доставлено в цистерцианское аббатство Элан, недалеко от Мезьера, в Арденнах; труп его брата, герцога Брабантского, был забальзамирован на поле боя и пронесен в официальной похоронной процессии через скорбящие города его герцогства, для прощания в Брюсселе, прежде чем быть похороненным рядом со своей первой женой в Тервюрене. Герцог Алансонский был забальзамирован, чтобы его тело можно было отнести для погребения в церковь аббатства Святого Мартина в Сизе, но его внутренности были захоронены рядом с большим алтарем во францисканской церкви в Хесдине. Гийом де Лонгей, капитан из Дьеппа, был привезен в город и похоронен с почестями в церкви Сен-Жак, вместе с одним из двух сыновей, погибших вместе с ним при Азенкуре; тело второго сына, предположительно, найти не удалось.[637]
Многие другие представители местной знати нашли последнее пристанище в церквях и аббатствах Артуа, Пикардии и Фландрии, где к ним присоединились те, для кого путь домой был слишком далек. Говорят, что в церковные дворы Азенкура и Руиссовилля было доставлено для погребения такое огромное количество тел, что все дальнейшие захоронения там пришлось запретить. Близость двух церквей в Эсдене, расположенных в семи милях от поля боя, означала, что они также получили так много трупов, что были вынуждены прибегнуть к массовым захоронениям. Коннетаблю д'Альбре, вдали от родной Гаскони, было отведено почетное место перед главным алтарем францисканской церкви, но тринадцать других дворян были похоронены в других местах здания, включая двух "синьоров, чьи имена нам неизвестны", которые были похоронены вместе у ступы со святой водой в нефе. Большая церковь аббатства Оси-ле-Муан в Эсдене стала местом последнего упокоения в своих стенах для пятнадцати дворян, включая Жака де Шатильона, его шуринов Ги и Филиппа де ла Рош-Гюйона, которые делили одну могилу, Гишара де Дофине и еще одиннадцати человек. Несмотря на то, что четверо из них, в том числе Галуа де Фужер и "маленький Голландец", сын бальи Руана, были похоронены вместе, места было так мало, что еще двенадцать трупов, среди которых был Симмоне де Моранвилье, бальи Шартра, пришлось похоронить в общей могиле на кладбище за хором. Небольшой компенсацией за такое унижение могло стать то, что их имена и места захоронения были тщательно записаны гербовым королем Монжуа при содействии герольдов Понтьё и Корби, многочисленных придворных, а также слуг тех, кто умер.[638]
638
Ibid., pp. 95–6, 83–4. Список герольдов, который хранился в библиотеке герцога Брабантского в Брюсселе, воспроизведен в ibid., pp. 85–6.