Рассказы летописцев о буйной, беспутной молодости Генриха и его драматическом превращении во время коронации в трезвого, справедливого и праведного короля были написаны в основном уже после окончания его правления. Хотя они и приобрели налет историчности, поскольку были подхвачены Шекспиром, единственным современным намеком даже на малейший проступок является комментарий его друга Ричарда Куртенея, епископа Норвича, который считал, что Генрих был целомудрен с тех пор, как стал королем.[68] В этих историях важна не столько их правдивость, сколько то, что они в анекдотической форме отражают духовный опыт коронации: помазание превратило обычного человека в уникальное существо, частично человека, частично священнослужителя, который был избран Богом быть его представителем на земле.
Несмотря на веру в свою богоустановленную власть, Генрих также придавал беспрецедентное значение своей коронационной клятве как главной теме своего царствования. В отличие от своего отца, он относился к ней "почти как к манифесту, программе правления",[69] и был предан ее исполнению. Он должен был соблюдать законы, защищать Церковь, поступать правильно и справедливо по отношению ко всем. С момента вступления на престол он дал понять, что готов подвести черту под событиями предыдущих двух десятилетий. Среди молодых дворян, которых он выбрал для посвящения в рыцари накануне своей коронации, было не менее пяти сыновей и наследников тех, кто погиб или был казнен за восстание против Генриха IV. Самым важным из них был двадцатиоднолетний Эдмунд Мортимер, граф Марч, который был признан Ричардом II своим наследником и, будучи ребенком, дважды становился объектом попыток мятежников свергнуть Генриха IV в его пользу. Большую часть своего детства он провел в плену, но с 1409 года жил в менее стесненных условиях собственного дома будущего Генриха V. Хотя он и не мог приходить и уходить по собственному желанию, во всех других отношениях с ним обращались как с любым аристократом, членом королевского двора. Генрих теперь доверял ему в достаточной степени не только для того, чтобы освободить и посвятить в рыцари, но и восстановить во владении всеми его землями и позволить Мортимеру занять свое место в первом парламенте нового царствования. Хотя два года спустя он окажется косвенно замешанным в единственный аристократический заговор против Генриха V, его чувство личного долга было настолько велико, что он раскрыл его королю и до конца жизни оставался верным и преданным королю.[70]
Щедрость Генриха по отношению к другому потенциальному сопернику, двадцатитрехлетнему Джону Моубрэю, также принесла свои плоды. Сын человека, чья горькая личная ссора с отцом Генриха привела к их совместному изгнанию Ричардом II, младший брат Томаса Моубрея, которого Генрих IV казнил за измену в 1405 году, Джон Моубрэй получил право наследовать свои земли только за две недели до смерти Генриха IV. Вступив на престол, Генрих V немедленно вернул ему наследственный титул графа-маршала. Это была не пустая честь, и время восстановления титула было выбрано с умом, поскольку это позволило Моубрэю сыграть свою важную традиционную роль на коронации, публично продемонстрировав, что вражде, которая терзала оба дома, положен конец. Также были начаты переговоры об аналогичном восстановлении титулов и земель Генри Перси, девятнадцатилетнего сына "Хотспура" и внука графа Нортумберленда, погибших во время восстания против Генриха IV, и восемнадцатилетнего Джона Холланда, сына графа Хантингдона, казненного Генрихом IV в 1400 г.[71]
В выборе советников и государственных чиновников новый король также проявил мудрость и такт, создав вокруг себя команду, от которой зависел успех Азенкурской компании. Он всегда был готов продвигать талантливых людей, где бы он их ни нашел, сохраняя тех, кто хорошо служил его отцу, будь то государственные служащие, такие как Джон Уакеринг, лорд-хранитель королевской Печати, которого он в 1416 году повысит до епископа Норвича, или аристократы, такие как Ральф Невилл, граф Вестморленд, который был утвержден в должности хранителя Западных марок Шотландии.
70