Тем не менее, эта "последняя просьба" не была циничным, пустым жестом. Генрих, со свойственным ему вниманием к деталям, точно следовал кодексу поведения, который регулировал средневековые законы войны. Для того чтобы война Генриха V за восстановление своих прав во Франции была признана морально оправданной в глазах мира и, что более важно, Бога, было крайне важно, чтобы каждый его шаг на этом пути был правильным и соответствовал установленной форме. Он уже консультировался с "мудрыми людьми" своего королевства как в парламенте, так и в своем Большом совете. Совсем недавно он предпринял второй шаг — обратился к беспристрастному международному мнению о справедливости своего дела, приказав сделать нотариально заверенные копии Буржского договора 1412 года, в котором арманьякские принцы признавали английский суверенитет в Аквитании, за печатью архиепископа Кентерберийского. Он отправил эти копии в Констанц (ныне в Швейцарии), где заседал вселенский собор церкви, и европейским монархам, включая императора Священной Римской империи, "с той целью, чтобы все христианство знало, какую великую несправедливость совершили по отношению к нему французы, и что, как бы неохотно и против его воли, он был вынужден поднять свои штандарты против мятежников".[288]
Третьим и последним шагом в этом квазисудебном процессе было изложение дела перед самим противником и просьба о восстановлении его прав. Письмо Генриха Карлу VI имело именно такую форму. В нем он сослался на двадцатую главу библейской книги Второзаконие, которая легла в основу средневековых законов войны и повелевала: "Когда вы приближаетесь к городу, чтобы воевать против него, предложите ему мирные условия".[289] Это была цитата, которая неоднократно звучала из уст Генриха и диктовала его действия на протяжении всей предстоящей войны с Францией.
Теперь ничего не оставалось делать, кроме как начать предприятие, которое так долго готовилось. 29 июля Генрих отдал приказ всем, кто находился на его службе, сесть на выделенные им корабли и быть готовыми к отплытию не позднее 1 августа. Раскрытие заговора графа Кембриджского и необходимость разобраться с преступниками вызвали неожиданную задержку, но через шесть дней Генрих покинул замок Портчестер на борту баржи, которая доставила его в глубокие воды между Саутгемптоном и Портсмутом, где его ждал флагманский корабль "Тринити Ройал". Как только он поднялся на борт, был дан сигнал всем кораблям флота в различных портах и гаванях южного побережья поспешить к нему. Ему нужен был только благоприятный ветер, и он готовился отплыть во Францию.[290]
Часть II.
Азенкурская кампания
Глава девятая.
"Попутный ветер до Франции "[291]
В воскресенье, 11 августа 1415 года, около трех часов дня Генрих V дал сигнал, который положил начало вторжению во Францию. Пятнадцать сотен кораблей — флот, в двенадцать раз превосходивший по размерам испанскую Армаду[292], — снялись с якоря, подняли паруса и двинулись в Ла-Манш из гаваней Саутгемптон-Уотер и Солента. В отличие от огромных испанских галеонов XVI века, это были не специально построенные военные корабли, а пестрое сборище частных торговых судов: большие корабли, которые смело пересекали Атлантику, чтобы доставить вино из Аквитании и перевезти на континент высоко ценившуюся тяжелую шерстяную ткань; более мелкие прибрежные торговые суда, перевозившие соль из залива Бургнеф в Бретани и соленую сельдь из Ярмута в Нидерланды и на Балтику. Даже речные суда, грузовые перевозчики внутренних водных путей, поставлявшие все — от камня и мрамора для строительства соборов, до кож для изготовления сапог, перчаток и седел.[293] Здесь были корабли всех размеров и форм: когги и карраки, галеры и балингеры. Большинство из них были построены в характерном северном стиле клинкерной конструкции — корпуса состояли из ряда перекрывающих друг друга досок от киля вверх — с одной мачтой и одним квадратным или прямоугольным парусом, но некоторые были более легкими средиземноморского типа судами, двухмачтовыми, с треугольными парусами и лавками для гребцов. Те корабли, которые были переоборудованы в боевые суда, имели небольшие деревянные башни на носу и корме; другие были оснащены рядами стойл для перевозки лошадей, причем на маленьком судне типа "зубец" можно было перевозить только тридцать лошадей, в то время как требовался транспорт примерно для двадцати пяти тысяч человек.[294]
292
293
294
Ibid., pp. 183–5;