Перед лицом этого ошеломляющего штурма де Гокур и его люди отбивались мужественно и решительно, поддерживая ответный обстрел из пушек, катапульт и арбалетов до тех пор, пока барбакан, башни и стены оставались обороноспособными. (Один из английских латников, Томас Хостел, был "поражен спринголтом [то есть арбалетным болтом] в голову, потерял один глаз и получил перелом щеки", хотя это ранение не помешало ему продолжать сражаться.)[341] Когда защищать разрушенные остатки укреплений стало невозможно, французы упорно сражались "изнутри руин, за щитами, через разбитые проемы в стенах и из других мест, где укрыться было невозможно".[342]
Ночью, когда пушки молчали, осадные машины не двигались, а англичане спали, осажденные бодрствовали, стараясь восстановить стены, как могли. Под руководством де Гокура и, предположительно, с помощью горожан разрушающиеся стены укреплялись деревянными подпорками, связками фашин и кадками, набитыми землей, навозом, песком или камнями. Переулки и улицы внутри стен также были покрыты толстым слоем глины, земли и навоза, чтобы смягчить удар пушечных ядер, падающих или разбивающихся внутри города и причиняющих смерть или увечья осажденным. Не было ни времени, ни сил на ремонт городских зданий, которые ужасно пострадали от бомбардировок. Приходская церковь Святого Мартина потеряла и шпиль, и колокола. Многие "действительно прекрасные здания", как с сожалением отметил капеллан, даже те, что находились почти в центре города, были полностью разрушены или настолько сильно повреждены, что находились на грани обрушения.
Пока артиллерия производила разрушения навесным огнем, валлийские землекопы Генриха усердно работали, подкапываясь под укрепления Арфлера. Наибольшие усилия были предприняты на стороне Руана, где командовал Кларенс, поскольку в этом месте не было заполненного водой рва, который нужно было пересекать. Здесь стены были защищены только двойным рвом, причем глубина внутреннего рва была неизвестна, так как ни один шпион или разведчик не смог подобраться достаточно близко, чтобы исследовать его.[343]
Военное минирование было завезено в Европу с востока во время крестовых походов в тринадцатом веке. Оно заключалась в прорытии туннеля или сети туннелей под самым слабым местом укрепления, которое обычно представляло собой угол стены или башню. Стены и потолок туннелей, как и в обычной шахте, укреплялись деревянными подпорками, которые в нужный момент поджигались, чтобы туннель обрушился. В отличие от обычной шахты, где копающие уголь или металлические руды должны были следовать залеганию рудной жилы и при необходимости работать на коленях, военные туннели должны были быть достаточно большими, чтобы в них можно было обрушить тонны каменной кладки. Это означало, что они обычно были достаточно широкими и высокими, в рост человека, а в некоторых случаях должны были привести к образованию обширной подземной камеры.
Самым эффективным способом предотвращения успешного минирования было противодействие осажденных минированию, или рытье собственных туннелей под вражескими, чтобы заставить их обрушиться, прежде чем они достигнут стен. Там, где это не удавалось сделать с помощью веса земли, сбрасывали хворост и зажигательные устройства, чтобы поджечь постройки, выкурить землекопов и обрушить туннели. (Кристина Пизанская даже рекомендовала ставить у входа в туннель большие бадьи с кипятком или мочой, которые можно было выливать на несчастных землекопов, чтобы ошпарить или покалечить их.[344]) Иногда подкоп и контрподкоп встречались, предоставляя возможность для любопытной подземной версии подвига, который, учитывая трудности, которые нужно было преодолеть, высоко ценился рыцарями и оруженосцами как демонстрация исключительной личной доблести. В тесном и мрачном пространстве туннеля, освещенном лишь мерцающим пламенем факелов, двое вооруженных людей сражались любым оружием, которое было у них под рукой — мечами, кинжалами, топорами и булавами, — пока один из них не признавал свое поражение или не погибал. Невозможно представить, чтобы люди калибра сэра Джона Корнуолла и Рауля де Гокура пренебрегли такой возможностью отличиться. Хронисты сообщают, что в туннеле происходили ежедневные схватки: "И кто наиболее мужественно сражался в этом туннеле, тот считал себя одержавшим великую победу. И так тот туннель, который был начат для внезапного вторжения в город, превратился в упражнение в рыцарских деяниях". Такие бои считались настолько опасными и престижными, что считалось, что те, кто вступал в подобную схватку, получали особую связь и могли стать братьями по оружию, даже если они были с противоположных сторон. Самый впечатляющий случай произошел во время долгой осады Мелена в 1420 году, когда сам Генрих V, как говорят, сразился с капитаном гарнизона, мессиром де Барбазаном, верхом на лошади в туннеле. Когда Мелен наконец пал, Генрих объявил о своем намерении казнить Барбазана как мятежника. В ответ Барбазан сослался на закон войны, заявив, что они были братьями по оружию, поскольку вместе сражались в туннеле, и что поэтому его жизнь должна быть пощажена. Генрих согласился с обоснованностью этого утверждения и действительно воздержался от казни.[345]
341
Original Letters Illustrative of English History, i, p. 95. Хостелл обычно описывается как лучник, но Кэрри, стр. 435, определяет его как стрелка в роте сэра Джона Ламли; он участвовал в битве при Азенкуре.
345
First English Life, p. 38;