— А вот, сынок, — ответила старуха и показала искусно построенный белый дом.
Жена мастера Абдуллы стояла у окна и видела, как подъехал на лошади везир. Она вышла и пригласила его в дом. Затем отвела его лошадь на конюшню, вернулась и попросила везира подняться по лестнице в комнату для гостей.
Как только везир поднялся до пятой ступени, лестница внезапно сбросила его вниз, и он очутился в подвале. Вдруг дверь отворилась, в подвал вошли две дубинки и спросили:
— Ну, везир, что умеешь делать?
И с этими словами они повалили его и принялись колотить.
— Не убивайте меня! — завопил везир. — Я умею шить папахи!
Долго ждали возвращения везира падишах и казначей. Но не дождались и падишах сказал казначею:
— Видно, он влюбился в жену мастера Абдуллы. Придется тебе поехать за ним.
Казначей накупил шелков, разных тканей, сел на лошадь и поехал. Долго ли ехал, коротко ли, наконец приехал в Тавриз.
Ему навстречу попалась та же старуха, что и везиру. Он спросил ее, где дом Абдуллы, и легко нашел его.
И опять навстречу вышла жена мастера Абдуллы, указала на лестницу и пригласила казначея подняться в комнату для гостей. Казначей поднялся до пятой ступени и тотчас же свалился в подвал.
Видит казначей — сидит в подвале везир и усердно шьет папахи, а возле него разложены барашковые шкурки, иголки и нитки.
Снова появились две дубинки и стали колотить казначея, приговаривая:
— Ну, казначей, что умеешь делать?
— Пощадите! Не убивайте! — завопил казначей. — Я умею шить крестьянские башмаки!
Ждал падишах везира и казначея, но не дождался, и сам поехал за ними в Тавриз.
Ему навстречу попалась та же старуха, что везиру и казначею. Он спросил ее, где дом Абдуллы, и легко нашел его.
Жена Абдуллы увидела, что приехал сам падишах, поспешно вышла навстречу и отвела его лошадь в конюшню. Потом указала на лестницу и сказала: «Добро пожаловать». Падишах поднялся до пятой ступеньки и тоже провалился в подвал. Здесь он увидел, что везир усердно шьет папахи, а казначей — крестьянские башмаки.
— Что это значит? — спросил он у них.
— Тише, не разговаривай! Дело наше плохо, — прошептали те ему в ответ.
Тут снова отворилась дверь в подвал, вошли две дубинки и стали беспощадно колотить падишаха по спине, приговаривая: «Ну, падишах, что умеешь делать?».
— Когда я еще не был падишахом, я был шерстобитом! — завопил падишах, извиваясь под ударами дубинок.
Тотчас же появились шерсть, палки, станок, и падишах, подобно везиру и казначею, принялся за работу.
Закончил мастер Абдулла постройку дворца и возвратился в Тавриз. Приехал домой и спрашивает жену:
— Ну, жена, что делала без меня?
— Спустись в подвал, — ответила она, — и увидишь что.
Спустился мастер Абдулла в подвал и видит: везир папахи шьет, казначей — башмаки, а сам падишах треплет шерсть.
— Ну, падишах, — сказал мастер Абдулла, — я выстроил дворец, но платы мне твоей за это не нужно. Я вознагражден тем, что приучил вас к работе. Теперь ступайте и приносите пользу людям.
С неба упало три яблока: одно — мое, другое — мне, третье — тому, кто сказку рассказал.
ИМАМ-СВОДНЯ[24]
то-то был, кого-то не было.
Когда-то давно жил купеческий сын Ахмед. Он был так красив, что даже солнцу мог сказать: «Не всходи, я взойду!».
Однажды Ахмед взял с собой много денег и поехал путешествовать. Он объехал много стран, побывал во многих городах и приехал, наконец, в один город, где остановился в каравансарае.
Хозяин каравансарая отвел юноше самую лучшую комнату и стал прислуживать ему.
Ахмед-купец прожил здесь ровно один месяц и крепко подружился с хозяином. Днем он гулял по городу, а ночью возвращался в каравансарай.
За каравансараем была беседка. Как-то раз хозяин поставил там скамеечку, привел Ахмеда-купца и сказал:
— Брат мой, полюбуйся на сад и отдохни здесь.
Он налил Ахмеду чашку чая, поставил перед ним кальян с отборным табаком и ушел.
Ахмед осмотрелся. Вокруг него был такой чудесный сад, что нет слов его описать, а в стороне, под деревьями, протекал ручеек, прозрачный, как слезинка. И вдруг он видит, что к ручейку приближается с кувшином девушка. Девушка присела к ручейку, чтобы набрать воды, и Ахмеду показалось, будто перед ним была сама Зулейха. Глаза, как у газели, брови дугой, а на щеке темнеет родинка и словно говорит: «Только я одна и существую на свете!». Во многих странах побывал Ахмед, но такой красавицы ему не доводилось видеть ни разу. Ахмед тысячами нитей своего сердца сразу привязался к этой девушке и не сводил с нее взгляда.
24