Кроме растительного и животного мира,
значительную роль в азербайджанских сказках играют дивы,
пери и всякие оборотни. Дивы и пери населяют горные
и лесистые места, необитаемые пещеры и колодцы,
иногда высокие башни и замки.
Див — это великан, иногда многоголовый, обычно
пожирающий мужчин и питающий большую страсть
к женщинам красавицам. Но, как и в европейских
сказках, человеку-герою легко избавить красавицу от
такого чудовища, следует лишь узнать, где хранится
душа дива, и уничтожить ее.
Постоянными помощниками сказочного богатыря в
его борьбе против дивов и царей являются пери-^
добрые духи, часто в образе голубей приходящие на
спасение героя; встречаются в сказках также чудесные
рыбы и птица Симург, знающая весь мир и
появляющаяся для спасения героя в любой момент, лишь только
герой зажжет имеющееся у него перышко этой птицы.
Часто встречается в азербайджанских сказках onncaw
ние борьбы героя с драконами, обычно
препятствующими доступу воды в сказочный город или страну;
чрезвычайно часто также участие змей разумных,
помогающих человеку, и змей зловредных, а также змей-
оборотней, иногда превращающихся то в красавца
юношу — царевича, то в красавицу — царевну.
Наконец, герою в добывании им различных чудесных
предметов помогают добрые старцы-мудрецы,
избегающие шумных мест и ведущие отшельнический образ
жизни.
Таков комплекс действующих сил, в том или ином
взаимодействии с которыми сказочный герой ведет свою
борьбу с препятствиями и обычно преодолевает их.
Азербайджанские тюркские сказки XVII
III
Одна из главных тем азербайджанских сказок —
проводимая в различных вариациях тема борьбы забитой,
обездоленной темной крестьянской массы со всеми
власть имущими и эксплоататорами трудового народа.
В старых сказках эта борьба ч дается иногда в особой
скрытой, единственно в старое время возможной форме.
Так, царям, правителям-везирям и др. сановникам
часто противопоставляется непоколебимый в своих
решениях бедняк, чаще всего кечаль — плешивый,
иногда паршивый, напоминающий Иванушку-дурачка
русских сказок. Кечаль со своими накожными болезнями
является прямым представителем забитой и антисани
тарной старой тюркской деревни. Часто кечаль ведет
борьбу и одерживает решительную победу й над
деревенским мародером-кулаком, который в сказках
рисуется сероглазым, безбородым или с редкой бородой —
кеосой.
Что же касается царя-падишаха, то в
азербайджанских сказках он рисуется большей частью человеком
недалекого ума, не могущим шагу ступить без везиря,
и заботящимся главным образом о пополнении своего
гарема красивыми женщинами.
В одной из сказок („Кечаль-Мамед") кечаль прямо
говорит царю: „Падишах, с такой головой, с таким
умом, как можешь ты царствовать?" И даже ставшему
полулегендарным правителю Ирана шах-Аббасу (1585—
1628), изображаемому обычно справедливым и добрым,
азербайджанские сказки придают черты человека не
справедливого („Сказка про Салаха и Валаха") и
кровожадного.
Правители-везири изображаются в сказках недально-
видными, глупыми, взяточниками и падкими до женщин
(„Зарнияр").
В сказках о Бахтияре и о Кечаль-Мамеде ход
сказки ведет к тому, что уничтожается не только
один падишах, но все его окружающие с их семьями,
в том числе и шпион падишаха — цирульник.
Классовая борьба эксплоатируемого трудового народа
особенно выявляется в новой, недавно уже созданной
сказке о борьбе Наримана с царем Николаем
(„Легенда о Наримане").
Не забыто в сказках и купечество, которое, по сказ-
-кам, для достижения своего благосостояния не
останавливается ни перед чем, даже перед кровавыми
преступлениями.
Образ скряги Меймун-джаду дан в сказке о Нардан-
ханум.
Борьба с классовым врагом не ограничивается в
чжазках борьбой со светскими угнетателями, а
переходит в область религии и верований, изобличая
религиозное правосудие, в лице алчного и несправедливого
лсазия („Суд казия"), притворщика, ведущего
развратную жизнь („Ширванский казий"). Сказка „Мулла
Чекулчек" является сатирой на гадальщиков, которые
и до сих пор еще представляют собою бытовое
явление в странах зарубежного Востока.
Не менее остро поставлен в тюркских сказках семей-
лый и женский вопрос.
Наряду со сказками, в которых дается образ
угнетенной городской тюрчанки, имеется ряд сказок из
кочевого быта, где женщина представляется совсем уже
тне таким забитым существом, как принято было
обычно думать о женщине Востока: она нравственная
-.опора,- советчица и помощница мужчины в его борьбе
Азербайджанские тюркские сказки XI
с препятствиями, она свободно выбирает себе мужа
путем бросания яблока или стрелы; имеются даже
образы женщин-богатырей (тюркские сказки „Лала-
Наргис" и „Гасан-Кара").
Эти образы встречаются и в сказках, отражающих
кочевой быт Азербайджана.
Сказки о болтливых и глупых женщинах
(„Злоключения двух женщин", „Злоключения шести
разведенных") отражают взгляды на женщину, тщательно
прививавшиеся на Востоке правящими классами и в
старое время имевшие место и в Азербайджане.
Находит себе отражение в тюркских сказках и
многоженство, довольно распространенное в дореволюционном
Азербайджане.
В трех сказках: „Назик-беден", „Об Азизе" и „Зар-
нияр", разных по сюжету, проводится одна и та же
мысль о праве женщины на независимость.
Одна из частых тем азербайджанских волшебных
сказок — это тема о добывании красавиц: герой,
выпивший любовный напиток или увидевший портрет
красавицы, ставит на карту всю свою жизнь, в борьбе
преодолевает все препятствия, обнаруживает и
выдержку, и настойчивость, и храбрость и большей!
частью достигает своей цели, в меньшинстве случаев
гибнет.
Мотив добывания возлюбленной особенно развивается
в тюркском фольклоре в так называемых дестанах,
прозаических рассказах со стихотворными вставками.
Герой дестанов — влюбленный ашут даже называется
„хак-ашуг", т. е. действительный, настоящий ашуг. Он
влюблен и поэтому обладает магической силой стиха,
остроумия, таланта.
Мотив колдовства и чародейства и борьбы с этими
явлениями на Востоке и, в частности, в старом
Азербайджане имел особое значение и важность ввиду
чрезвычайно распространенного среди всех слоев
населения уважения к дервишам, странствующим
мусульманским монахам-нищим, которые, якобы, обладали
знанием тайн и могли, например, своим чародейством
вызвать зачатие у бесплодных женщин.
Из часто встречающихся в тюркских сказках мотивов
следует отметить также мотивы, связанные с заботой
о потомстве, с муками бездетных супругов, желанием
иметь непременно сына — наследника имущества — и
нежеланием иметь дочь (и связанным с ким (стремлением —
избавиться от родившейся дочери), далее мотивы
гостеприимства, свойственные большинству восточных
сказок, и мотивы названного братства, встречающиеся'
сравнительно реже (см. „Сказку о знающем птичий
язык Искендере")'
Такова, в общих чертах, тематика азербайджанских
сказок, большей частью отражающих старую,