Выбрать главу

Я запустил руку внутрь, стараясь не порезаться осколками, и открыл дверь. Войдя, я пошарил в поисках выключателя, а когда он нашелся, свет оказался желтым и жалким. Единственная лампочка на всю эту большую комнату. Таким этот дом и был – гигантская комната, без мебели, совершенно пустая, кроме одной стены, целиком завешанной фотографиями женщин. Часть фотографий была в рамках, часть просто налеплена на стену кусочком скотча, и всех я знал: там была Рони, моя девушка из армии, и Даниэла, с которой я встречался еще в школе, и Стефани, работавшая у нас в киббуце, и Гила. Все они были там, а в правом углу, в тонкой золотой рамке, была фотография улыбающейся Реут. Я потушил свет и дрожа забился в угол. Бог знает, что за человек тут живет, почему он так поступает со мной, как ему удается всегда все разрушить. Но внезапно все встало на свои места, все эти беспричинные разрывы, все, кто бросал меня ни с того, ни с сего – Даниэла, Гила, Реут. Это не мы всегда были виноваты, а он, он.

Не знаю, сколько времени прошло до его появления. Сперва я услышал, как отъезжает такси, потом скрежет ключа в передней двери, потом снова зажегся свет, и вот он стоит передо мной и улыбается, сукин сын, просто смотрит и улыбается. Он был низенький, ростом с ребенка, с огромными глазами без ресниц, и держал в руках разноцветный пластмассовый ранец. Когда я поднялся из угла, он только захихикал, как извращенец, которого в эту самую секунду поймали с поличным, и спросил, как я сюда попал. «Она тоже ушла, а? – сказал он, когда я уже был совсем близко. – Ничего, всегда найдется другая». Вместо ответа я опустил камень ему на голову, и когда он упал, я не остановился. Не хочу другую, хочу Реут, хочу, чтобы он перестал смеяться. И вот я луплю его камнем, а он только воет: «Что ты делаешь, что ты делаешь, что ты делаешь, я твой человек, твой человек», – пока наконец не замолкает. Потом меня вырвало. Когда рвота прекратилась, мне разом стало легче, как в армии во время марш-бросков, когда кто-то подменяет тебя под носилками, и ты вдруг чувствуешь такую легкость, о какой уже давно успел забыть. И эта легкость поглощает все – и страх, и чувство вины, и ненависть, которые еще могут навалиться на тебя позже.

За домом, недалеко, было что-то вроде рощицы, я бросил его там. Окровавленные камень и свитер захоронил в саду. В последующие недели я все время искал его в газетах – и в новостях, и в сообщениях о пропавших без вести, но ничего такого не писали. Реут не перезванивала, и на работе кто-то сказал мне, что видел ее на улице с одним блондином, высоким таким, это больно ранило меня, но я знал, что делать нечего, все в прошлом. Некоторое время спустя я начал встречаться с Майей. И с самого начала с ней все было так трезво, так хорошо. С ней я вел себя не так, как обычно веду себя с девушками: я с первой секунды был открытым, я не пытался защищаться. По ночам мне иногда снился этот карлик – как я бросил его труп в рощице, – а когда я просыпался, в первую секунду мне было просто жутко, а в следующую секунду я говорил себе, что все в порядке, потому что его больше нет; я обнимал Майю и снова засыпал.

Мы с Майей расстались в такси. Она сказала, что я каменный, что я совершенно ничего не понимаю, что иногда она может страдать самым страшным образом на свете, а я буду уверен, что она счастлива, потому что в этот самый момент я сам счастлив. Она сказала, что у нас уже давно проблемы, но я не обращаю на них никакого внимания. Тут она заплакала. Я попытался обнять ее, но она отодвинулась и сказала, что, если она мне небезразлична, я должен дать ей уйти. Я не знал, выйти ли за ней следом, спорить ли. По рации в такси назвали адрес – «А-Маавак, четыре». Я велел водителю отвезти меня туда. Когда мы подъехали, там уже стояло другое такси, в него сели парень и девушка моего примерно возраста, может, чуть младше. Их водитель что-то сказал, и они рассмеялись. Я велел ехать на А-Гдуд А-Иври, девять. Я поискал в роще его труп, но трупа не было. Я нашел только ржавый прут. Я поднял его и направился к дому.