Слушайте, вы!
Чего тебе? — неприветливо сказал грубый голос.
Можете отвечать поприличнее, когда к вам обращаются.
Тебя не спросил, как отвечать.
Мерзавец!
Профессор выругался, постоял немного и дрожащим кулаком начал снова бить в дверь. От ударов больно щемило тело, боль еще сильнее раздражала и вызывала бессильное возмущение.
Часовому, видимо, надоел шум, и он снисходительно спросил:
Ну, чего?
Немедленно вызовите вашего начальника, или как вы его там величаете?
Ого-го, чего захотел.
Слышите, немедленно, у меня к нему дело.
Какое дело?
Вас не касается, позовите.
Сам придет, коли надо будет.
Часовой произнес последнюю фразу спокойно и безразлично, и сколько профессор ни стучал в дверь, не произнес больше ни слова.
До крайности утомленный и взвинченный, Горский понял, что стуком делу все равно не поможешь — отошел от двери к помосту.
Нащупал рукой доски и одежду, сел, посидел немного. Вскоре склонил на руки голову. Задремал.
Пришел в себя от осторожного прикосновения руки. Поднял голову, пытаясь разглядеть что-либо в темноте. Яркий луч карманного фонарика ударил в глаза. Тревожно спросил:
Кто это?
Простите, — раздался рядом с головой сухой голос, — вы, кажется, звали меня?
Звал, но, собственно, кто вы?
Руководитель отряда.
Горский пытался разглядеть лицо человека, который стоял возле него, но свет фонаря слепил глаза. Протянул руку ко лбу, закрыл глаза ладонью.
Прошу, отведите фонарь в сторону.
Незнакомец погасил фонарик, но профессор долго не
мог его разглядеть. И только потом, напрягая зрение в полумраке, охватил взглядом худощавое лицо, блестящие глаза.
Помолчав, незнакомец вежливо обратился к Горскому:
Тем более что я и сам хотел поговорить с вами.
Весьма благодарен за вашу доброту, — насмешливо отозвался профессор.
После темноты глаза сразу больно ослепил дневной свет. Горский, прикрывая ладонью очки, остановился, начал оглядываться по сторонам. И чем дольше смотрел, тем отчетливей все его черты складывались в выражение возмущения и в то же время безмерного удивления.
Местность было не узнать. Поваленные деревья лежали сейчас ровными квадратными штабелями. Над главными кратерами возносились вверх насосы, буровые установки. Некоторые уже работали. Вокруг них сновали люди. Сбоку, слева, у высокой и прочно, хотя и наскоро построенной причальной мачты тихо покачивались дирижабли.
Профессор побледнел. Уперся глазами в Эрге:
Что это значит, не понимаю?
Тот улыбнулся в ответ:
Видите ли, я хозяин этой местности. Это моя собственность, понимаете?
Ваша собственность?!
Вас так поражает это слово?
Горский ничего не ответил и, опустив голову, пошел за Эрге, который вел его к дирижаблям. Подошли к винтовой лестнице. Эрге вежливым жестом предложил профессору подняться наверх.
В уютной, комфортабельной каюте он вежливо пододвинул кресло. Сам сел за стол.
Оба долго молчали, напоминая шахматистов, упорно обдумывающих дальнейшие ходы.
Ход сделал Эрге.
Итак, вас удивляет все то, что вы видели?
Удивляет.
Но я вам уже сказал, что я владелец этой местности, что это моя собственность.
Земля, природные богатства в нашей стране — собственность государства, — ответил профессор.
Это меня ничуть не волнует.
Тогда вы просто проходимец и пошли на очень опасную авантюру.
Эрге нагло улыбнулся.
Пусть так!
В таком случае мне не о чем с вами говорить.
Вы заявляете это вполне сознательно и твердо?
Да.
Я думаю иначе. Послушайте, профессор, хотите в открытую, а?
Профессор молчал. Эрге подумал немного, не сводя насмешливого наглого взгляда с лица профессора, выдержал паузу и небрежно, будто забавляясь, начал:
Что ж, слушайте, играем в открытую. Азиатский аэролит таит в себе неисчислимые сокровища. Такова истина! Доказывать не к чему. Разные категории людей смотрят на эти сокровища по-разному. Я, как хозяин этой местности, выражаясь грубо, смотрю на сокровища как на средство к существованию, как на мощное оружие, которое подарит мне наслаждение жизнью, уважение и все, чего я захочу. Это также истина! Правда, кто-то может ее отрицать. Конечно, я эти возражения отвергну. Теперь в отношении вас. Вы смотрите на сокровища, как ученый — хотя я, возможно, ошибаюсь. Вы можете сокровища материальные превратить в сокровища научные. Это, в конце концов, ваше дело. Большевики на сокровища смотрят иначе. Им нет дела ни до ваших научных стремлений, ни до ваших опытов, им, как и мне, нужны деньги. Вы подданный СССР, и вам лучше знать состояние науки в этой стране.