При звуках ровного, лишенного интонаций голоса, который так не вязался с его приподнятым настроением и нервным напряжением, Эрге охватил беспокойный, почти суеверный страх.
О главном он и не подумал. Главное же — это Лайстерд, его деньги, от него зависит практически все, ибо копейки, что можно взять за продажу патента — ничтожны.
Эрге заволновался. Терпкий холодок прошел по всему телу и показалось, что на этот раз — может, впервые в жизни — он не сумеет сохранить на лице маску равнодушного спокойствия. Еще немного, и он, чего доброго, станет выглядеть смешным и жалким.
Лайстерд, не услышав ответа на свой вопрос, поднял голову.
— Да… конечно, — нетвердо ответил инженер.
Легкое удивление мелькнуло в глазах миллионера. Что-то странное говорит друг.
Что такое?
— Собственно, решать ничего, — наконец выдавил Эрге. — Я хочу подарить вам свое изобретение.
Лайстерд насторожился. Удивительно! Поразительно! Невероятно!
Эрге собрал остатки сил и, не спуская глаз с лица Лайстерда (который следил за ним, как боксер на ринге за своим противником), уже более равнодушным тоном добавил:
— Но у меня один вопрос, вернее, два. Первое, сколько прибыли дают вам в год, скажем, пятьсот тысяч долларов? Допустим — пятьсот долларов сверху.
Ага! Лайстерд уже понимал Эрге, но инженер вполне овладел собой и, улыбаясь, произнес:
— Второй вопрос. Предположим, я — Эрге — обращаюсь к вам за суммой в пятьсот тысяч долларов и даю вексель, а через год возвращаю вам наличными ровно миллион долларов. Выделил бы мистер Лайстерд такую сумму?
Лайстерд сидел в кресле, вытянув ноги к огню, и мертво глядел на инженера водянистыми холодными глазами. Затем смежил ресницы, загадочно улыбнулся.
— Зачем дорогому Эрге такая сумма? Секрет?
— Да. Я получаю пятьсот тысяч долларов, исчезаю ровно на год. Через год, в назначенный срок, возвращаюсь в Нью-Йорк и вношу на текущий счет мистера Лайстерда, скажем, в Национальном банке, ровно миллион долларов.
Ляйстерд бросил острый взгляд на спокойное лицо инженера и шутливо заметил:
— Насколько я понимаю, мой друг затевает необычайную по своим масштабам авантюру?
— О, зачем так грубо, — так же шутливо отвечал Эрге. — Разве мистеру Лайстерду не нравится это слово? По моему мнению, в наше время авантюра ничем не отличается от приключений рыцаря во времена средневековья.
Лайстерд ничего не сказал и снова наклонился к камину с щипцами в руке.
Эрге смотрел на блестящее темя, обвисшую толстую шею и думал: «Даст или не даст, даст, не даст».
Минуты через две (Эрге они показались часами) Лайстерд нарушил тяжелое, напряженное молчание.
Не сводя глаз с камина, он сказал по-прежнему спокойным голосом:
— Согласен. Я принимаю ваш подарок и одалживаю вам пятьсот тысяч долларов. Вам, разумеется, наличными, друг мой?
Запах наживы приятно щекотал мясистые грубые ноздри Сорокина. О, Сорокин знает, где чем пахнет. Сейчас, конечно, пахнет деньгами. И Сорокин настороженно, как верный пес, готовый к услугам, — всматривался в лицо Эрге.
Чертовски повезло Сорокину! Как же — самому инженеру Эрге, которому завидуют все эмигранты, которому сам Лайстерд, как равный равному, пожимает руку — потребовались его услуги. Больше того, он сам позвонил ему, сам напомнил о деньгах и вызвал на разговор к себе в кабинет.
Здесь воздух, кажется, пахнет деньгами. И немалыми! У Сорокина набирается полный рот слюны, он жадно глотает ее, и в глазах его мерцают радужные цвета долларов.
Эрге, окутанный ароматным дымом гаваны, будто сквозь вуаль с усмешкой вглядывался в лицо Сорокина и восторженно думал:
«Какой прекрасный образчик холуйства и мерзости. И впрямь, Господи, дивны дела твои».
— Я хотел бы, Сорокин, побеседовать с вами об одном серьезном, важном, даже почетном и ответственном деле, — начал наконец Эрге, спокойно, нарочито строго подчеркивая каждое слово, — мне кажется… что вы… вероятно, единственный человек… в нашей эмиграции, с которым можно… обсудить это дело.
Сорокин не успевал глотать клубки едкой слюны, от напряжения его бугристое угреватое лицо приобрело свекольный оттенок. Давясь слюной, он лепетал:
— Я от всего сердца благодарю гениального изобретателя за оказанную мне честь и полагаю…
Эрге, не слушая, прервал его болтовню:
— Еще раз подчеркиваю, дело ответственное и важное. И, прежде чем рассказать вам о нем, я должен взять с вас слово, что тем, о чем вы услышите сейчас от меня, вы сможете поделиться с другими лишь по моему разрешению и выбору.