— Аскольд, прошу сюда, — познакомив, предложил Павел стул рядом с местом кузины, а сам сел с другой стороны, велев девушке как можно любезней ухаживать за другом.
Задав два-три незначительных вопроса о целях экспедиции: когда думают отправляться, давно ли Аскольд работает оператором, — хозяин поднялся.
— Что ж, товарищи, за счастливое и смелое путешествие!
— Счастливо вам!
— Удачи!
Минут через пятнадцать Аскольд позабыл о стыдливости и почувствовал себя как нельзя лучше.
Краснощекая Лиза все время гостеприимно подсовывала сбоку закуски и то и дело подливала вина. В голове витали знакомые мысли, напоминая о Майе. Опьяневшая Лиза, глядя в лицо янтарными глазами, щебетала:
— Товарищ Аскольд, пойду ваш фильм смотреть. И всех знакомых поведу. Буду хвастаться, что знакома с вами. А что!
Аскольд, тронутый такой лаской и вниманием, вспомнил свой отъезд, дорогу, Майю, не выдержал и неизвестно к чему ляпнул:
— Эх, Лиза, я ведь чуть было не женился.
Лиза лукаво засмеялась.
— На Майе?
Аскольд вытаращил глаза.
— Извини, дружок, не выдержал, рассказал, — засмеялся сбоку Павел. — Прости уж, — и погрозил пальцем Лизе, — молчите, кузина, больше ни слова!
Лиза наклонилась к Аскольду и шутливо, нежно прошептала:
— Бедный, бедный, жалеете?
Аскольд пьяно кивнул.
— Ох, и жалею!
После обеда, когда подали ликер и кофе, Аскольд вконец опьянел, обнял Самборского и сказал:
— Знаешь, Павлуша, давай ляжем спать.
Самборский провел его в свою комнату, бережно раздел, обыскал карманы, вытащил письмо профессора, быстро пробежал глазами и вновь положил в карман. Затем вернулся в столовую и спокойно сообщил своим друзьям, которые напряженно и резко обернулись при его появлении, будто спрашивая глазами: ну?
— Ничего важного, будут ждать в Кежме.
После Павел обратился к смуглому с усиками, назвав его Люром:
— Билеты заказал?
Люр протянул Самборскому два билета на трансманьчжурский экспресс, отходивший из Москвы каждый вечер ровно в девять часов. Самборский посмотрел на часы (стрелка показывала шесть), свел брови, пытаясь что-то вспомнить.
— Да, все, — медленно сказал сам себе, — ну, а теперь насчет вас. Садитесь-ка вот сюда.
Самборский придвинул стул к кругленькому столику, сел, наклонился близко и ровным низким голосом обратился к собеседнику. Оба напряженно и осторожно смотрели друг на друга. Самборский почти приказывал:
— Завтра получите деньги, после нашего отъезда дадите в Тайшет телеграмму Дворнягину. Вслед выезжаете завтра. Ваша основная работа: связь с Алеутской станцией, организация явок, подбор людей. В целом, лучше ни на кого не полагайтесь. Все ответственные задачи выполняйте лично. Почту доверяйте только Трудлеру — он единственный знает тропу со стороны Лены и Олекмы. Новых людей без моего разрешения не берите. Дополнительные инструкции, на всякий непредвиденный случай, получите у Дворняги-на.
Люр слушал молча и внимательно. Лицо, загорелое и худощавое, порой казалось деревянным. Лишь глаза меняли блеск и точки зрачков то сужались, то расширялись.
Договорив, Самборский спросил:
— Ясно?
Люр кивнул. Самборский еще немного подумал и, помолчав, уже дружески и тепло, как товарищу, бросил:
— Предыдущие задания вы выполнили прекрасно. А вы как, вполне за себя спокойны? Верят?
Люр едва разомкнул уголки твердых губ и сухим, неприятным голосом нехотя и коротко ответил:
— Верят.
Самборский выпрямился, лениво повел плечами, как со сна и, выдохнув воздух, пробормотал:
— Ну, пора его будить.
А после снова перевел взгляд на Люра:
— А вы Эрге раньше знали?
— Знал.
— Ну и как?
— О-о-о, — и, помолчав, Люр безразлично добавил: — Сволочь и авантюрист высшего разряда!
Самборский засмеялся:
— Молодец.
В десять часов вечера, после этой беседы, выпроводив с северного вокзала экспрессом Аскольда и Самборского, Люр отправился на телеграф и написал на бланке короткую телеграмму:
«Тайшет советская десять Дворнягину Задержите приезде погода плохая».
Транссибирский экспресс (Москва-Маньчжурия), как птица, летел вперед, оставляя за собой станции и полустанки.