Дювел прикинул, сколько это в долларах. Отец Пива запросил семь штук. Лопес, как рядовой срочной службы, получает столько месяцев за восемь.
– Сколько это в переводе на нормальные деньги? – спросил Лопес.
– Около семи штук, – ответил Дювел.
– Мать вашу, вы, что, издеваетесь? – вырвалось у Крюгера.
– Скажите им, что девятки к несчастью, – предложил Арнольд.
Тайцы засмеялись над Арнольдом: в нумерологии иностранцы полные невежды. Девятка – счастливейшее число во вселенной.
Один пристальный взгляд Ходжеса, и морпехи притихли.
– Банкомат на углу. Сотрудник полиции вас проводит, – с улыбкой проговорил Сиа Дом.
Манит, которого вызвали разруливать ситуацию и предотвращать международный скандал, задержался в коридоре. Внешне он не показывал, согласен или нет с предложением Сиа Дома – лишь кивнул двум полицейским в плотно облегающей коричневой форме, которые замерли в положении «смирно» у своих письменных столов. Манит велел им провести американцев (коих набрался целый взвод) в два разных зала для допроса, подальше от любопытных глаз обывателей.
Лэнни, зажатый меж Монтаной и Тиффани, поднялся и сел рядом с Крюгером.
– Сильно вы вляпались, – проговорил он.
Крюгер пожал плечами и подался вперед: к ним приближались копы.
– Ходжес все уладит, – отозвался он, кивнув на старшего морпеха.
Лэнни выдохнул и покачал головой, глянув на Монтану и Тиффани, следивших за ним, как огромные голодные львицы. Что еще сказать Крюгеру, он не знал, и получалось глупо: зачем, спрашивается, было вставать? Лэнни считал, что морпехи попали на деньги, которых им в жизни не заработать. Их могли выгнать из ВМФ – и тогда прощайте, льготы, прощай, университет. Вряд ли хоть один из троицы служил ради привилегий в образовании, но Лэнни им все равно сочувствовал. Ситуация начисто выбилась у них из-под контроля – эта мысль пронзила Лэнни, жизнь которого протекала бесконтрольно с самого начала.
Лэнни с замиранием сердца наблюдал, как трех белых мальчиков толкают на дно ямы, из которой он сам пытается выползти буквально с рождения. Белые мальчики свято верили, что Ходжес их отмажет. Может, да, а может, и нет. «Поживем – увидим, на чем Дювел и Ходжес договорятся с копами и панком Пиво», – думал Лэнни.
Лэнни понимал морпехов. Пусть кто-нибудь объяснит тайским копам, почему Лопес обоссал «БМВ». Белые мальчики два с лишним месяца с корабля не сходили – просыпались утром и засыпали вечером, а вокруг, куда ни плюнь, вода, вода, вода. Не корабль, а тюрьма цвета металлик, пропахшая солью, солнцем и водой. Поссать на твердую землю, а раз повезло, то и на крутую тачку, значило спеть гимн жизни, в которой невозможно утонуть.
Ходжес сидел рядом с Лопесом и о чем-то с ним беседовал. Тайские копы жестом велели ему следовать за ними, и Ходжес поднялся.
– У каждого народа есть свои «можно» и «нельзя», – начал Дювел, пристроившись за Лопесом. – Открой любой путеводитель по Таиланду.
– Открывал, но про обоссанные машины ничего не увидел.
– Этот момент не освещен? – удивился Дювел.
– Порой нужно читать между строк, – нетерпеливо проговорил Ходжес.
Дювел подался к нему и объяснил:
– Этот человек очень влиятелен. – Он показал на Сиа Дома, который что-то шептал Алисе, а та кивала. – Ваши люди были на стоянке его отеля. Парень с пистолетом – его сын.
Ходжес лишь плечами пожал:
– Вы же сказали, что он гангстер.
– Точнее – и правильнее – назвать его китайским капиталистом.
Всех разделили на две группы и развели по разным комнатам для допросов. Круглолицый Манит и еще два тайских копа устроились напротив Лопеса, Арнольда и Крюгера. Пехотинцы сидели прямо, словно на заседании морского суда. Ходжес шептался с Дювелом, который занял место рядом с Манитом. Лопес твердил, что Пятая поправка позволяет ему хранить молчание и пригласить адвоката. Дювел объяснил ему, что Пятая поправка к конституции США в Таиланде не действует и права молчать не дает.
– Это неправильно! – заявил Лопес.
Дювел переводил вопросы Манита. Сиа Дом свирепо глядел на Лопеса. Пехотинцы расценили такой взгляд как обычную для военной зоны тактику обработки противника. Им объясняли, как проводить допросы и пытки. Лопес попытался вспомнить те занятия. Он назвал свое имя, звание и серийный номер.
Дювел поинтересовался, понимает ли он вопросы, которые ему задают.
– Да, сэр, я понимаю их. – Слово «их» ударило по ушам, как шматок сырого мяса – мясницкий стол. – Но не скажу ни звука сверх того, что требует Женевская конвенция.