И вот, при самом выступлении их из Азиатской России, столь чудесно возникшей в пустыне, обильной теперь благоустроенными городами с преуспевающей промышленностью и торговлей и ставшей такой плодородной страною, как в древние времена — миссия, на первых же своих шагах по Китайской дороге, подверглась непредвиденному нападению и сделалась игрушкой какой-то ужасной тайны!
Став пленниками некоего «Господина», о котором монгольский предводитель возвещал, как Предтеча о Мессии, европейцы шли навстречу неизвестности, и мысли их еще находились в состоянии оцепенения, причиненного событиями ночи. Их мощные натуры одновременно страдали и от лихорадочного возбуждения, достигшего высокой степени напряжения и остроты, и от подавленности и изнеможения, последовавших за неслыханной борьбой без надежды на победу. Только наиболее уравновешенная из всех душа Меранда противостояла этому потрясению, и он принялся за водворение в миссии возможного порядка — как в материальном, так и в моральном смысле. Он хотел разобраться в настоящем, чтобы приготовиться к будущему.
Вследствие смерти Коврова и по единодушному согласию товарищей став главой экспедиции, Меранд, только рассчитывая на их полное доверие, мог питать надежду на возможность спасения при столь трагических условиях, в какие они попали.
Помогая своим товарищам готовиться к отъезду, он мысленно воспроизводил порядок событий. Началось с появления монгола, который пожелал забрать с собой его одного.
Затем последовал приезд русского офицера, привезшего известие о необходимости немедленного отступления, по причине внезапных волнений в области. Наконец, два неожиданных появления разбойничьих шаек, из которых последнею, видимо, командовал начальник высокого ранга.
Все, до последних прощальных слов, сказанных этим человеком, слов, намекающих на верховного повелителя, все — до смутного намека на поход к Западу — образовало ряд указаний, предвещающих скорое и неминуемое наступление великой бури. Но он еще не мог понять её причин.
— Тут дело не в обыкновенном разбойничестве, — пояснял он Ковалевской, тоже заинтересовавшейся этим вопросом: — по-видимому, мы имеем дело не с отдельной кучкой варваров. Мы, несомненно, подхвачены водоворотом всеобщего народного движения. Но я не могу себе объяснить, почему так внезапно монгольские племена взялись за оружие и почему они двинулись на Запад. Как бы ни были многочисленны эти полчища, все равно, они разобьются о русскую стену…
— Разве только во главе их стоит какой-нибудь Тамерлан! — воскликнул ван-Корстен, который пришел оканчивать свои перевязки.
— Вам известна легенда, повествующая о том, что он еще жив и что он появится довести начатое им покорение мира до конца. Разве наши крестьяне не рассказывали того же самого о Наполеоне!
— Что такое Тамерлан? — пробормотал Герман: — Что он мог бы поделать с орудиями разрушения, которыми снабжены теперь европейские армии?
— Что бы он мог поделать? Завалить их грудами пушечного мяса. Подобные воители дерутся не при помощи орудий, а при помощи людей, заменяющих орудия. Они их не щадят…
Ван-Корстен хотел продолжать, но был прерван приходом монгола, которому было вверено сопровождать миссию.
Приблизясь к европейцам, он спросил на чистом русском языке, готовы ли они к отъезду.
— Пусть нам хоть дадут время похоронить наших мертвых! — указывая на три трупа, уже обобранных монголами и лежавших совсем нагими, сказал Меранд.
Монгол сделал головою отрицательный знак.
— Мертвецы не имеют надобности быть непременно засыпанными землею. Зачем прятать под землю тех, кто честно пал в бою, глядя смерти прямо в глаза?
— Наши обычаи требуют, чтобы мертвые были погребены, и чтобы они не служили добычею хищным птицам и диким животным!
— Это лучшая гробница для человека — быть пожранным животными, — ответил монгол: — оставьте мертвых в покое. Так, или иначе, но оставаться здесь дольше мы не можем. Мы давно должны были уже быть в дороге и далеко! Поспешите же быть готовыми поскорее!
— Таковы монгольские обычаи, — сказал Меранд товарищам: — на мертвецов не обращают внимания! Простимся же в последний раз о нашими дорогими усопшими. Ничто сейчас не заставляет нас отчаиваться в будущем, но, может быть, они счастливее, что не пережили первого сражения и не подвергнутся участи, которая, быть может, ждет нас…