Монгол ушел, и, немного погодя, китайцы принесли пленникам постельные принадлежности — несложные, но довольно оригинальные. Это были туркестанские ковры, толстые, с вычурно-перепутанными рисунками, затем тибетские покрывала и подушки, которые и были разложены рядышком вдоль стен. Подостланные вниз циновки скрадывали жесткость и неровность земляного пола.
А на улицах, несмотря на ночь, гул тысяч голосов то падал, то подымался и, как грозный прибой, словно ударялся о стены, прятавшие европейцев от азиатской ярости.
Но монголы эскорта были достаточной охраной, и, пренебрегая мыслью об опасности данного момента, с которою они уже свыклись — пленники думали об опасностях в будущем и о средствах их избегнуть.
Растянувшись на коврах, чтобы дать отдых своему телу на мягкой и пушистой ткани, они обсуждали свои шансы на возможность убежать.
— Нужно добраться раньше до гористой местности, где всадникам будет труднее нас преследовать, — говорил Меранд. — Затем мы спустимся в долину Или. Если бы знать только, где теперь расположены русские посты! И как сделать двести-триста километров без провианта? Прежде всего, как нам справедливо замечено, в нашей одежде мы не в состоянии будем сделать и двух шагов среди этого населения, которое сторожит все выходы из города — нас изрежут в куски! Да и вряд ли возможно бежать всем вместе. Один из нас, самое большее — два еще могли бы попробовать, да и то участь этих беглецов представляется мне весьма сомнительной. Однако, я не вижу другого способа известить русских о нашем положении, и я думаю, что все нас теперь считают мертвыми! Ах, если бы мой верный Полэн был с нами! Только он один мог бы попытаться устроить такую вещь. Но его, наверное, изрубили эти бесноватые. Я не сомневаюсь в этом. Сражен вот уже четвертый из нас!
— Гм! Я вовсе не так уверен, как вы, в смерти нашего славного Полэна, — пробормотал Ван Корстен: —он столь же проворен, как и вспыльчив, и я знаю, что он исчез вовсе не во время какой-нибудь стычки. Если бы он завязал с кем-нибудь драку — я бы заметил это, так как он находился позади меня ровно за минуту до того, как я обратил внимание на его отсутствие. Во мраке, который скрывал от нас толпу, я не слышал ничего подозрительного!
— Его могли предательски заколоть сзади, — сказала Ковалевская: —Я сама, ведь, чуть не погибла таким образом… Он мог свалиться без крика!
Но доктор стоял на своем:
— Мы его еще увидим!
— Ах, успокойте нас, дорогой доктор, — воскликнул Меранд: —ваша душевная стойкость и веселость помогают нам переносить наши жестокие испытания. Все-таки, я боюсь, что смерть Полэна более, чем вероятна!
Мало-помалу, сон смежил усталые глаза пленников, и сам доктор успокоился вместе со своим красноречием, обессиленный сильнейшим изнеможением, которое овладело всеми европейцами.
Шум в городе тоже утих, и ослепительное сияние луны заливало улицы Урумтси, покрытые сплошь грудами сонных тел.
Время от времени проходили кучки всадников и пешеходов, сопровождаемые оханьем и проклятиями разбуженных людей, помятых и полурастоптанных новыми пришельцами.
Из пустыни и окружающих гор исходил глухой гул, подобный отдаленному грохоту океана, которого еще не видно, но который уже чувствуется где-то на расстоянии. И Меранд, душевная тревога которого переселила физическую усталость, и который очнулся от непродолжительной дремоты, печально прислушивался к этому неопределенному шуму, производимому не ветром и не океаном. С стесненным сердцем думал он о топоте миллионов ног, шагающих по дорогам Азии на запад.
Вдруг, в смутном свете, падавшем на лестницу, которая вела на террасу, он различил одинокую тень.
Прежде, чем офицер успел дать себе отчет— каким образом кто-либо мог сюда проникнуть, перед ним очутился человек и, бросившись на колена с протянутыми в мольбе руками, тихо воскликнул по-китайски:
— Молчи!.. Привет тебе!..
Готовый было ударить его, позвать на помощь, Меранд, понимавший по-китайски, овладел собою и сказал:
— Что тебе нужно здесь?
— Ты не хотел слушаться человека, которому приказано было проводить тебя на русскую границу! Я сейчас еще могу тебя спасти. Завтра уже будет поздно. У меня с собой есть одежда китайского солдата. Надень ее и следуй за мной. Я отвечаю за твою жизнь, не бойся ничего!
В то время, как этот новый странный освободитель говорил с ним тихим, но отчетливым голосом, Меранд разглядел, что это был китаец, слуга или солдат, и в нем возобновилось прежнее тревожное изумление по поводу этой вторичной таинственной попытки навязать ему спасение.