— Но я не знаю Моссула. Я не могу вас туда проводить.
— Тсс! Вот наш китаец. Не беспокойтесь о дороге в город. Я ее и сам хорошо знаю. Вы только сделаете вид, что ведете меня, а сами просто будете идти сбоку.
VIII. В палатке доктора
Первый день прошел, не доставив доктору случая увидеться, как он рассчитывал, с Надей или Капиадже. Ни одна из прислуживающих женщин не обратилась к нему в этот день за советом.
Меранд поставил его в известность о событиях, о которых он ничего еще не знал, и сообщил ему, что Тимур разбит повсюду, что он отодвинут, окружен и не в силах даже собрать остатки своих армий, чтобы вернуться в Китай.
— Если уж я мог очутиться здесь, то вы должны понять, Ван-Корстен, насколько близка развязка этой борьбы Европы с Азией. Я, конечно, исполнил свой долг — посодействовав, при помощи аэронефов, рассеянию нашествия. Сражения, которые дает теперь Тимур — последние судороги его ужасной агонии. Не больше, чем через восемь дней, быть может даже, через четыре, — этот лагерь, его последнее убежище, будет, в свою очередь, атакован европейскими войсками и, если ему удастся вырваться живым, он будет безнадежно отброшен в Аравийскую пустыню, где с ним прикончат бедуины.
— Ах, дьявол! В самом деле, я не предполагал, что развязка так близка!.. Ох, плохонько приходится мосье Тимуру… Но, пока что, вы, мой милый Меранд, все-таки рискуете здесь жизнью. Довольно опасно шутить с людьми, доведенными до отчаяния, они не позволят себя погубить без самого ужасного сопротивления.
— Вот потому-то я и хочу поскорее совсем этим покончить. Мой аэронеф парит над лагерем. Покрытое тучами небо благоприятствует нам. Если бы мне только удалось увидеть Надю и Капиадже, вырвать их отсюда и избавить их от неисчислимых опасностей, которые им угрожают в недалеком будущем, — этого было бы с меня, в данный момент, совершенно достаточно.
Доктор очень хорошо понимал душевное состояние обеих женщин. Он подозревал, что Надю поразила кинжалом Капиадже, но как одна, так и другая, сумели сохранить свою тайну; дружба их после этого трагического приключения, казалось, только увеличилась. Убедившись после этого, что обе побывали на краю могилы, они нежно обнялись и этим объятием выразили друг другу без слов и сожаления о неудавшемся бегстве, и грусть о разлуке с Мерандом, и горе о смерти Боттерманса и Германна. Капиадже была неутешна. Надя избегала Тимура, как могла, да он и редко бывал свободен, и она живо чувствовала его настроение человека, находившегося накануне верной гибели. Обе они безусловно предчувствовали близкую фатальную развязку. Ван-Корстен, такой же хороший психолог, как и физиолог, не обманывался на их счет и был уверен, что неожиданное и внезапное появление Меранда настолько обрадует обеих женщин, что они последуют за ним беспрекословно. На следующее утро Ван-Корстен и его товарищи услыхали большой шум. Это подошли новые войска.
— Это сам Тимур! — вскричал доктор, увидя желтые знамена. Но это только был один из военачальников, прибывший с юга со своим корпусом.
— Ага, здесь хотят собраться они все! — вскричал Полэн.
— Мы увидим ловкую штуку!
В палатку доктора вошел мандарин, — начальник стражи.
— Привезли раненых начальников войск! Вам приказано явиться!
— Это немного не вовремя, — с досадой проворчал доктор, — но… теперь придется и мне немного поработать ножом после того, как другие там работали иначе! Оба вы мне будете помогать! Ведь, меня могут, в конце концов, спросить, зачем я держу при себе двоих бедуинов. Ну, так вот я вас и возвышаю до ранга моих служащих!
Поздно вечером, когда трое мужчин, чрезвычайно уставших, вернулись в свою палатку, к ним вошла женщина, закутанная покрывалом и поддерживаемая каким-то татарским офицером. Это была одна из прислужниц Нади, армянка, руку которой укусил скорпион и у которой сделалась сильная лихорадка.
Этот укус, причинявший ей такую жестокую боль, что она громко кричала и во время делаемой перевязки чуть не упала в обморок на руки Меранда и Полэна, доставил доктору желанный предлог.