— Вот он, мой верный друг, — прошептал я, взглянув на ежедневник с нежностью. — Сколько секретов ты уже хранишь? Сколько тайных мыслей и планов ты видел за все эти годы?
Вытащив следом и карандашик с драконьим грифелем, я внёс одну единственную заметку: «Демоны бесполезны, а их мир уничтожен». Карандашик, сделанный из редкого драконьего грифеля, писал ровно и четко, оставляя на страницах ежедневника темные, глубокие черные следы, и был виден лишь в магическом спектре, для простого же «читателя» там был лишь белый лист.
— Вот и всё, — прошептал я, закрывая ежедневник и возвращая его на свое место. — Теперь я спокоен.
Я улыбнулся, чувствуя удовлетворение. Мои тайны были в безопасности, а мои мысли были записаны. И мир демонов уже не представлял для меня никакой угрозы.
Но самое любопытное было в другом, даже если кто-то и воспользуется магическим зрением, то и он ничего не поймёт в моём дневнике. За годы службы на территории Йемена во время союза я успел познакомиться со многими «арабами» и даже выучить парочку диалектов. И самым любопытным для меня оказался хадрамаутский диалект йеменского арабского, йеменский и так сам по себе был слишком консервативным и более классическим арабским, а уж хадрамаутский диалект и вовсе «сказка» для шифровщика. Именно поэтому я и не боялся за свои тайны. Зачем тогда скрывать текст? Правитель, ведущий записи на другом языке, как минимум странно, так что бережённого сам создатель бережёт! А не бережённого и шифратор не спасёт.
Через секунду тишину моих дум нарушил уверенный стук в дверь, словно кто-то решил потребовать моего внимания к себе. Я отложил ежедневник в сторону и посмотрел на дверь. Она была массивная, из темного дуба, украшенная резными узорами. В ней было два замка и тяжелая бронзовая ручка.
Но я знал, что за ней никогда не стоял никто простой. В мой кабинет допускались только самые близкие и доверенные люди. И вот дверь открылась, и в комнату вошел Гиперион. На нем был черный бархатный плащ, украшенный серебряными пуговицами.
— Не ожидал тебя увидеть в этой части «архива», — сказал я, вставая с кресла и идя ему навстречу. — Что привело тебя сюда, мой славный воевода?
Гиперион улыбнулся, и его улыбка была широкой и крайне ослепительной. Именно такая была в рекламе зубной пасты.
— Я пришёл за советом и помощью, — сказал он. — Как мне искупить свою вину, государь?
Немного помолчав, но всё-таки отвечаю.
— Признаться, разочаровал ты меня, Гиперион, ой, разочаровал. Не приноси такую гадость в дом. — Он тут же виновато опустил взгляд в пол. — Но работа для моего славного воеводы всегда найдётся. — Он неуверенно поднял взгляд. — Так что собирай, боец. Тебя ждёт спецборт до Маньчжурии. Пришло время сходить в «гости» к империи Мин. — Я хищно улыбнулся, и Гиперион тут же скопировал этот оскал, мгновенно выпрямившись по струнке, а его голубых глазах зажглись огоньки нетерпения и готовности к бою.
— Да, государь, — прошептал он, словно не веря своим ушам. — Я готов.
Он сделал шаг назад, словно предоставляя мне пространство, и еще раз взглянул на меня, словно пытался прочитать мои мысли.
— Я уверен, что ты не разочаруешь меня, Гиперион, — сказал я. — И я не сомневаюсь, что империя Мин вспомнит этот визит надолго.
В тишине комнаты завис немой вопрос: сможет ли Гиперион оправдать мое доверие?в
Но по большей части всё это было неважно, ибо даже если воевода провалится, то мы всё равно зайдём в Маньчжурию, а следом и на всю территорию Мин. Как докладывала разведка, там сейчас ой как не спокойно. Мин раздирает голод, очередной неурожай, коррупция и гражданская война видных сановников и полководцев, что столь нагло пытаются оспаривать власть «правителя».
Кабинет на вершине башни, словно гнездо орла, являлся моим убежищем. Три уровня выше предыдущего — еще ближе к небу, еще выше над суетой города. Здесь царила тишина, нарушаемая лишь шумом игривого ветра, проникающего сквозь узкие щели в каменных стенах. Окна были завешаны тяжелыми бархатными шторами, чтобы скрыть от меня дневной свет и отвлекающие виды. В комнате царил полумрак, наполненный таинственным светом ароматных свечей, стоящих на массивной подставке, они служили для лучшей концентрации и повышенной продуктивности в рабочие часы.
На столе лежали карты, разложенные в хаотичном порядке. Старые пергаментные книги с пожелтевшими страницами устроились вперемешку с рукописями, черновиками, перепиской с парой прекрасных и не особо «особ». В этом беспорядке имелся и свой, но понятный лишь мне порядок, и считывался свой язык, понятный лишь мне.