Увидели мы их через полчаса. Они появились среди нас смущенные и неловкие. Глаза у них были виноватые. Но и счастливые! И все мы понимали, что сейчас там, за закрытой дверью, у них было свидание с родными краями. Они сидели вдвоем, ели черствый черный хлеб, жевали воблу и вспоминали Москву, свой дом, родных и друзей. Вспоминали поля и леса Подмосковья, мороз, снег на крышах и под ногами…
СПАСИБО, ДОРОГИЕ ХОЗЯЕВА!
Пришлось мне однажды быть со спектаклями в Перми, а оттуда пригласили нас, небольшой группой, на концерт в Красновишерск. Это километров пятьсот прямо на север. Едва вылезли мы из самолета, еще не придя в себя после настырной болтанки, которую пришлось перенести в воздухе, как приветливые и гостеприимные хозяева усадили нас в машины и отвезли прямо на берег реки Вишеры. На быстром катере понеслись мы за город мимо улочек, сбегавших к воде, мимо огородов и лесных складов. А затем, слева, пошли ярко-зеленые луга, а справа, все выше и выше, стали вырастать каменистые откосы, поросшие хвойным лесом.
Мы плыли по тихой, покойной реке. Чистая, ясная вода разбегалась перед носом нашего катера и волною поднималась за кормой. Крепкий, свежий воздух так и раздвигал грудь. Ни единого масляного пятна на поверхности реки, ни клочка дыма на синем небе. Никакого жилья вокруг, да и вообще никаких следов человеческой деятельности. Мы, как первооткрыватели этих милых мест, огибали извилину за извилиной Вишеры. Было тихо, только постукивал мотор нашего суденышка. Даже слышно, как кричала на лугу какая-то птица и ей отвечала невидимая пичуга с одной из елок, что склонялись со скал прямо к воде. Солнце грело горячо, но не обжигало, как на юге. После самолетной тряски, грохота и бензиновой вони такой покой лег на душу…
Вдруг близкий, обрывистый берег отошел в сторону, и на его месте оказался зеленый лужок, как ширмами отгороженный скалами от всего прочего мира. Несколько женщин поднялись от костра и приветливо замахали нам платками. Катер ткнулся носом в траву, а мы сошли на полянку.
— Пожалуйста, пожалуйста! — напирая на «о», говорят хозяйки этого милого местечка. — Уха-то уже готова!.. — и ведут нас к костру. Из него высовывается закоптелое до черноты ведро, а из ведра, вместе с паром, вырывается обольстительный аромат, «подобного которому нет в мире» и от которого кружатся наши усталые головы.
Нет, словами нельзя изъяснить, что такое уха на свежем воздухе, когда вы сидите и а густой траве, а перед вами раскинута скатерть-самобранка. Она тесно заставлена всякими закусками и… и всем, что положено к ухе. Все обильно, разнообразно, но главное то, что кипит в котле!..
И вот перед вами полная тарелка чуть желтоватой, прозрачной, огненно-горячей амброзии, в которой лежит целый хариус, свесив голову и хвост за края вашей посудины.
Вот беда — никак не передашь своих ощущений от этой еды. Сравнить ее не с чем — она сама по себе, со своей нежностью, запахом… Пожалуй, есть только один способ проверить то, что я сказал, — съездить в Красновишерск и повторить нашу трапезу на берегу. Право же, она того стоит и надолго останется у вас в памяти…
Вспоминается мне и другая полянка… Зеленеет она в Чехословакии, в Татрах, на склоне небольшого холма. Метрах в полутораста от нее такая же славная прогалинка среди кустов тянется с пригорка к узенькому ручейку. Но та лежит уже в другом государстве — в Польше. А ручей — он и есть граница между двумя этими государствами.
По густой траве мы шагаем вверх по холму и останавливаемся, чтобы поглядеть — кто там, из-за ручья, окликает нас? Это польские пограничники кричат нам и машут фуражками. Слышно, как смеются, и видно, как показывают туда, нам за спину. Похоже, что они знают, для чего мы здесь оказались и что нас тут ожидает.
А ждало нас действительно зрелище необычайное и угощение необыкновенное.
Чуть повыше нашей тропинки, там, где тронутые осенним золотом деревья расступились пошире, горели два костра. Около каждого из них сидели по два человека. Они медленно и сосредоточенно крутили вертелы, на которые было насажено что-то вроде длинных, объемистых колбас, обернутых в пергаментную бумагу, побуревшую от жара.
— Так вертеть надо два часа… и тогда получается — бифштекс по-разбойничьи! Это старинный рецепт. С тех пор, как в этих лесах скрывались патриоты, боровшиеся за освобождение родины от владычества Габсбургов… Народ называл их братьями, а австрийцы ругали разбойниками!..