Тогда, теряя силы и надежду, Венька выложил кольцо на прилавок и робко спросил:
— Может, вы купите его сами?..
Ювелиры единодушно покачали головами, а один из них сокрушенно произнес:
— Голубчик, за восемь гривен у любого лоточника можно приобрести такой же…
Венька был потрясен. Он долго стоял на улице, прислонившись к стене дома, и молчал. Видно, разочарование в людях, горечь несбывшихся мечтаний, досада на свое легкомыслие, страх перед отцом — все эти чувства смешались в одно, ошеломили и подавили нашего земляка.
На следующее утро он продал остальные свои валенки в первом же попавшемся ларьке и в тот же день уехал обратно в Нолинск.
С той поры не довелось мне ни встречаться с Венькой, ни слышать, как там у него дома закончилась эта история с бриллиантом. Следы перстня затерялись где-то в родных краях…
ИСИ
Этим словом прежде собак подзывали: «Иси, Полкан!.. Куш!»
Были у меня знакомые, которым доставляло удовольствие похлопать себя по ляжке, почмокать губами и крикнуть в мою сторону: «Иси, Боря, иси!»
Может быть, и смешно, но для меня и для моих товарищей и однокашников странно звучавшее это слово означало место, где провели мы по нескольку лет счастливой нашей молодости. Слово это составляли начальные буквы Института сценических искусств, в котором мы, будущие актеры, учились в начале двадцатых годов.
Только что началась тогда мирная жизнь страны. И кинулась молодежь в институты, на рабфаки, в университеты набираться знаний. Кажется мне, что урожай специалистов в эти годы был особенно богат и разнообразен. Обильный урожай талантов во всех отраслях человеческой деятельности — в науке, литературе, искусстве, технике. В жизнь входили люди, которые сделались ведущими мастерами, каждый в своей области, те, что стали силой и славой начальных десятилетий государства.
Вот только несколько фамилий тех, кто были первыми своими, советскими учеными, художниками, писателями — Капица, Ландау, Ильюшин, Яковлев, Эйзенштейн, Пудовкин, Довженко, Шостакович, Шолохов, Багрицкий, Дейнека…
И в нашем, театральном институте почти одновременно собрались люди, без которых мы теперь не можем представить себе историю развития советского театра и кинематографа: Черкасов, Симонов, Меркурьев, Толубеев, Савченко, Шишигин, Полицеймако, Райкин, Смирнов…
Мне удалось поступить в ИСИ, и товарищами моими стали эти большие художники. Правда, не сразу. Человек я был, как уже говорилось, стеснительный. Долго жила во мне провинциальная застенчивость. Уже второй год обитал я в Петрограде, а все не мог обрести свободы и легкости в знакомствах и в отношениях с людьми. Еще и после института оставались во мне эти черты провинциального пария, как будто случайно затесавшегося в столицу. Краснел, терялся в разговоре с бойкими петроградцами. Да, впрочем, и в ИСИ-то я оказался, в общем, не по своей воле, а по настоянию моих земляков.
Когда у себя дома, в Нолинске, часто и с удовольствием играл я в любительских спектаклях, то никогда и в мыслях у меня не было, что смогу я стать настоящим профессиональным актером. Для этого надо ведь иметь и подлинный талант, и выразительную внешность, и еще много всяческих свойств и достоинств, которым у меня и взяться-то было неоткуда…
А кроме того, и домашним моим хотелось, чтобы был я инженером — человеком, занимающим в обществе прочное положение, хорошо обеспеченным. Конечно, они знали о моих выступлениях в любительских спектаклях, им иногда даже нравилось, как я справляюсь с той или другой ролью. Но что я всерьез стану профессиональным артистом, этого никто из моих родных представить себе не мог. Поэтому уже тогда, когда я стал студентом ИСИ, я все еще продолжал числиться в Политехническом институте — на всякий случай припасена была у меня дорога к отступлению…
В общем-то на нашем курсе было пестрое собрание студентов. Были такие, что уже успели повоевать, что побродили по жизни, хватили в ней и горького и сладкого. Были люди, которые где-то работали, исполняли какие-то должности, а в институт их привела тяга к театру, неудержимое желание стать актером. Это серьезный, старательный народ, оплот и надежда наших педагогов. Среди них были бухгалтеры, медработники, машинистки, слушатель военной академии, был даже начальник штаба полка.
А кроме них, по коридорам носились мальчики и девочки, только что окончившие среднюю школу. Обособленными группами держались дети новой, нэповской буржуазии — девушки и кавалеры, одетые в нарядные платья, модные пиджаки в талию и остроносые ботинки «Джимми». А на лекциях в весьма прохладных аудиториях сидел Ваня Семенов — в синем пиджаке и белых сатиновых трусах, с багровыми от холода босыми ногами. В перерывах между лекциями он выскакивал во двор и бегал по снегу, чтобы согреться…