Талантливость, как магнит, притягивает к себе людей, и после первых же фильмов Козинцев и Трауберг уже были окружены союзниками и учениками. Едва старше своих товарищей на два-три года, они уже были для них метрами и авторитетами.
Вскоре в Ленинграде появилась группа кинематографистов, которая именовала себя ФЭКС, что в переводе на общепринятый язык означало — Фабрика эксцентрического актера. Сотрудниками этой «фабрики» стали прославившиеся потом артисты — Магарилл, Кузьмина, Жеймо, Соболевский, Костричкин, Сергей Герасимов, краса и гордость советских операторов Андрей Москвин, удивительный человек и художник венгерский коммунист Евгений Еней. Организаторами и руководителями этого товарищества были Григорий Козинцев и Леонид Трауберг.
Конечно, как и у всех зачинателей нового, у этой группы были и перегибы и переборы, но шли-то они от искреннего желания прийти к новому зрителю с произведениями нового искусства. Они вошли в плеяду талантливых, передовых деятелей молодой советской кинематографии. Сразу же, без колебаний они встали в первые ряды кинематографистов, которые вслед за Эйзенштейном, Пудовкиным, Довженко пытались в своем искусстве отразить социальные потрясения и перемены своего времени.
Молодые актеры Ленинградского ТЮЗа, мы смотрели их фильмы «Похождения Октябрины», «Новый Вавилон», «Шинель», «Одна», с увлечением хвалили их и с ожесточением спорили с ними.
Черкасов, Березов и я встречались с фэксовскими актерами на эстраде. Они отплясывали новые западные танцы, а мы пародировали Пата, Паташона и Чаплина. Они были уже известными киноактерами, а мы только облизывались, глядя на экран, только страстно хотели испробовать свои силы перед киноаппаратом.
Нам случалось их видеть в помещениях Пролеткульта, куда мы забредали иногда, чтобы разузнать, каким новым театральным экспериментом собираются удивить зрителей «левые» деятели пролеткультовского движения.
Фэксовцы занимались и репетировали здесь, но держались обособленно, своей стайкой. Вроде бы хранили какой-то секрет. Потому и знакомство наше было «шапочное». Больше всего мы приглядывались к их руководителям: они были самыми приметными в этой группе тем, что при одном почти возрасте со своими последователями несли в себе особую значительность — пророков среди обращенных в их веру людей. В этом проявлялась и наивность мальчишества и сознание того, что они выбрали себе дорогу в жизнь и твердо ступают по ней.
Они были не похожи друг на друга. Козинцев высокий, чуть сутулый, говорил, наклоняя голову набок, как насторожившаяся птица. Трауберг — плотный, ходил по-балетному, выворачивая ступни, и обязательно нес пачку книжек. Козинцев суховатый, сдержанный. Трауберг общительный, легко возбуждающийся. Григорий Михайлович занимался с актерами, вел съемку, являясь преимущественно постановщиком. Леонид Захарович главным образом трудился над сценарием, но при этом у него хватало времени и на то, чтобы ведать организационной стороной их дела и быть неусыпным критиком и редактором каждого отснятого кадра.
В работе над фильмом установился такой порядок — каждые два-три дня вместе с Москвиным они смотрели снятый материал, потом выслушивали впечатления и замечания Трауберга, после чего решали: вести работу дальше, или что-то исправить в ней, или вовсе переснять готовую сцену. Завязывались горячие споры, после которых оба режиссера, красные от волнения, выскакивали из зала, крепко хлопали дверью и разбегались по коридору в разные стороны. Но на следующий день съемки продолжались, и с обязательным учетом высказанных накануне критических замечаний. Впрочем, это я увидел позже, во время работы над трилогией о Максиме, тогда и меня часто звали на эти просмотры и выспрашивали потом мои впечатления.
Как это случилось, что меня позвали к ним б картину «Одна», я начисто забыл. Да в то время и не придал этому особого значения, так как предложили-то мне крохотный эпизод. Правда, согласился я с охотой — это был один из первых звуковых фильмов, и мне предстояло вести по телефону-автомату длинный пустой разговор, в то время как героине необходимо было позвонить по нужнейшему делу.
С эпизодом я справился благополучно, но никак не понял, почему режиссеры пригласили меня в свою следующую картину — «Путешествие по СССР» и на роль, ничего общего не имевшую с той, в которой я только что снялся. Теперь предстояло изобразить молодого парня мечтательного склада, простодушного и лиричного.