Вместе с остальными я так был увлечен этой церемонией, что свечка стала дрожать в моей руке, прикоснулась к пеньковым кудрям шагавшего передо мною гнома. Дымя и потрескивая, они загорелись. Но, не обращая на это внимания, и я, и мой напарник, подвергшийся аутодафе, продолжали шествие.
Вскрикнул кто-то из зрителей. Сестры Лукины зашипели за простыней. Царевна приоткрыла глаза и, не ожидая, когда ее разбудит принц, спрыгнула со скалы, сорвала горящий парик и принялась топтать его ногами.
Поджигателя стукнули по затылку, и под его громкий рев представление закончилось.
Вот так первые мои встречи с театром и как зрителя и как артиста оказались неудачными. Но все же огорчения были не очень глубокими, вскоре позабылись, да и иные впечатления пришли им на смену — настало время учения.
Определили меня в церковноприходскую школу. Главным предметом был в ней закон божий. Учили мы его обстоятельно и старательно. На каждом уроке отец Александр, наш учитель-священник, рассказывал какую-нибудь историю из Ветхого, а потом из Нового завета. А на следующий раз надо было пересказать услышанное. Память у меня была отличная, так что, окончив школу, я даже получил награду — Евангелие, на заглавном листе которого красовалась надпись — выдано за отличные успехи и благонравное поведение.
Но едва успел я отпраздновать школьную победу, как тут же настало время серьезных испытаний. Начались вступительные экзамены в реальное училище. В громадном зале за отдельными партами рассадили десятка три взволнованных мальчишек, которым по всем правилам арифметики предстояло разобраться в махинациях некоего купца, затеявшего спекуляцию товарами. Дело было запутанное, а посоветоваться с соседями было нельзя, так как между партами бродили внимательные экзаменаторы…
И уж не знаю, откуда снизошло на меня вдохновение — на занятиях математикой это случилось в первый и в последний раз, — но я вдруг ясно-ясно сообразил, как мухлевал купец и что выгадал на своей операции. Удивившись полученному результату, я поднял руку, сам не веря своей смелости.
— Что? Уже решили? — недоверчиво спросил учитель в тужурке с блестящими пуговицами.
Не решаясь сказать да, я вручил ему свои листочки.
— Ну, ну… — протянул он, заглянув в мои расчеты, — можете выйти из зала.
— У меня получилось четырнадцать вопросов! — сообщил я ожидавшей меня матери.
— Хорошо, — ответила она, — а это нужно было так много?
— Не знаю… завтра скажут…
Завтра, опять же явившись вдвоем, мы услышали: «Принят!»
Тут же, выйдя из двери реального, мы перешли дорогу и вошли в магазин господина Ложкина «Фуражки. Шапки». А из магазина я вышел уже совсем другим человеком, так как на голове у меня красовалась замечательная зеленая фуражка с позолоченным гербом — НРУ.
НРУ
С осени стал я ходить в темно-зеленой шинели, сшитой на вырост, так что полы ее едва не волочились по земле. Носил форменную рубашку с блестящими пуговицами, а главное — ремень с тяжелой позолоченной пряжкой, на которой были выдавлены те же буквы НРУ — Нолинское реальное училище. Ремень с пряжкой — это была не только примета, ставящая человека на особое место в компании его приятелей, но еще и личное оружие, которым реалисты сражались в боях с учениками городского училища. У тех пряжки были и не такие нарядные — из какого-то синего металла, а главное — не так массивны, как наши. И когда компания реалистов сталкивалась с группой «козлов», как именовали наших постоянных противников, мы с громкими криками «Ме-е-е!», размахивая ремнями, кидались в атаку. И обычно одного этого устрашающего акта было довольно, чтобы обратить в бегство врагов.
Конечно же, мы понимали, что стоим рангом выше ремесленников, учеников духовного училища и «козлов». Ну и соответственно задирали носы перед своими сверстниками до той поры, пока нам поодиночке не внушали, что не стоит себя ценить выше того, что ты стоишь на самом деле. И все-таки мы, первоклашки, считали себя сливками нолинского мальчишечьего поколения. Да и не мудрено: поглядели бы вы, когда все училище шествовало в церковь. Впереди вышагивала мелкота, все, как один, в шинелях не по росту, затем ученики средних классов, одетые уже нормально, и замыкали шествие старшеклассники, в лихо заломленных фуражках. По бокам нашего отряда следовали педагоги, тоже в форменной одежде, а возглавлял колонну директор в темных очках и со шпагой, эфес которой торчал у него из кармана.