Чем бы мы ни были заняты, а голову постоянно сверлила мысль, что настоящего своего дела мы не делаем. Однако вскоре у кинематографистов возникла придумка — начать выпуск киноальманахов или «боевых киносборников», как стали их именовать. Каждый из них должен был составляться из нескольких коротких игровых фильмов, из маленьких рассказов. Такие киноновеллы, киноскетчи могли делаться несравненно быстрее, чем полнометражные картины: каждую кинопрограмму должны были снимать сразу несколько коллективов, с соответствующей группой сценаристов и режиссеров.
И вот целая бригада взялась за создание первого, начального выпуска боевых сборников. Оказалось, что не так-то просто было начать работу. Как представить зрителям новую форму кинозрелища?! Предисловия к нему не напишешь, вступительного слова не скажешь… И пришло кому-то в голову, что первый номер альманаха должен открыть кто-нибудь из знакомых уже зрителям героев кино. Один из тех, кто сумел завоевать признание и доверие аудитории.
Выбор пал на Максима. В те годы образ этого человека, как уже упоминалось, пользовался большой популярностью. Его судьба, эпизоды его биографии были в памяти у многих любителей кино.
Последняя картина трилогии — «Выборгская сторона» кончалась тем, что Максим, отправляясь на фронт гражданской войны, обращался с прощальным приветом непосредственно к своим зрителям. Вот этот эпизод, живо перекликаясь с обстоятельствами Великой Отечественной войны, мог служить началом нового обращения к своим соотечественникам их старого знакомого, верного и надежного солдата революции.
Именно этой сценой и открывался сборник: на экране появлялись последние кадры заключительной части трилогии — Максим, комиссар отряда красногвардейцев, смотрит в зрительный зал. Но, вместо того чтобы сказать — «До свидания» — и уйти в затемнение, он произносит — «Товарищи!» — двигается вперед, отделяется от экрана, спускается в зрительный зал, и реальный, живой герой кино приходит к своим зрителям и начинает говорить с ними, как со своими современниками, единомышленниками, с товарищами, с которыми вместе строил свой порядок жизни на земле, с которыми теперь вместе пойдет отстаивать его от врагов, ворвавшихся на землю Родины.
Киносборники понравились любителям кино и разнообразием сюжетов, и целым набором режиссерских приемов, и тем, что в каждом выпуске участвовало много знакомых, уже полюбившихся актеров, и, конечно же, тем, что в них представлялись эпизоды войны, еще совсем недавно начавшейся, но уже нашедшей свое отражение на экранах…
Через несколько дней после того, как был отснят эпизод с Максимом, в следующей новелле я изображал старого деревенского кузнеца, который налаживал шашку красноармейцу, отправлявшемуся сражаться с белогвардейцами. Этот рассказ был как бы оглядкой на годы первых испытаний государства, на примеры мужества и стойкости народа в годы гражданской войны.
Во дворе «Мосфильма» была сооружена полуразвалившаяся хибарка, у ее дверей мы и снимали свою сценку. А на другом конце двора другая бригада снимала свой сюжет. А в оврагах, за территорией студии, в небольшой рощице, еще одна группа кинематографистов запечатлевала на пленке высадку фашистского десанта в наш тыл.
Один из актеров, изображавший немецкого парашютиста, неудачно приземлившегося, был посажен на дерево. На ветвях развесили парашют, а самого артиста поместили между двумя большими сучьями у верхушки старой яблони. Отсюда этого товарища, наряженного, конечно, в форму фашистского солдата, должны были стащить и взять в плен наши бойцы.
Режиссер определил актеру его позицию, а сам отошел к киноаппарату. Но съемка задержалась: сначала выяснилось, что окончилась пленка и за ней надо сходить в студию. А пока помощник кинооператора пошел ее доставать, был объявлен обеденный перерыв… В общем, про актера забыли, а он задремал на солнышке. И тут его заметили проходившие мимо колхозники из ближней деревни, возвращавшиеся с поля. Через минуту безмятежно спавшего служителя муз совлекли с его ложа, на него навалилась целая ватага взволнованных и воодушевленных женщин. Они связали его и, боюсь, что не особенно бережно, повлекли своего пленника в отделение милиции.
Никакие уговоры и убеждения «фрица» не имели успеха. Столько носилось слухов в это время о немецких шпионах и о парашютистах, об их умении притворяться советскими гражданами, что этому парню в фашистском обмундировании никто и не подумал поверить.