Уж на что моя мать хоть и знала меня досконально, а и она присчитывала мне все качества моего персонажа, все, что выделяло его из среды знакомых и незнакомых ей людей. Как-то у нас дома зашел разговор о популярности киноактеров, и кто-то сказал, что как ни велика их известность, но нельзя же равнять ее со славою действительно великих людей — политических и общественных деятелей, ученых, писателей.
— Ну, взять хотя бы Наполеона, — сказал товарищ, — нельзя же сравнивать его известность с известностью Тальма, хоть он и был изумительным актером!
— Так что же, Боречка меньше знаменит, чем ваш Наполеон, что ли? — вступилась за меня моя родительница.
И даже общий хохот не заставил ее изменить свою точку зрения.
Конечно, очень часто было очевидно, что надобно моим корреспондентам, кого они любили, — актера или его умение, исполнителя роли или героя фильма. А все-таки успех трилогии сильно кружил голову — начинало казаться, что уж и действительно нет на свете человека, который не знал бы нас с Максимом.
В годы войны в Алма-Ату были эвакуированы киностудии Ленинграда и Москвы. Туда переехали и там трудились многие кинорежиссеры, сценаристы, операторы и актеры страны. И Казахская филармония часто направляла приезжих мастеров киноискусства по городам и селам республики с концертами. Отправились в такую поездку и мы с композитором Оскаром Сандлером.
Поездили порядочно и под конец гастролей оказались на какой-то крошечной станции или полустанке, где нам следовало сесть на поезд, чтобы ехать домой. По расписанию поезд должен был прибыть через час, но касса была закрыта, и на ней висело роковое для нас объявление, как на премьере в процветающем театре, — «Билетов нет». Огорченные, бродили мы по пустому вокзалу и вдруг обнаружили дверь с табличкой «Начальник станции».
Одушевленные пробудившейся надеждой, мы надавили на дверь, и она с треском растворилась. За столом у телефона дремал пожилой человек с усталым лицом. Шум пробудил его, он нехотя поднял голову, медленно повернулся в нашу сторону и отрицательно покачал головой.
И тогда, вложив в голос всю убедительность, которую сыскал в себе, я принялся доказывать, что нам необходимо теперь же уехать, а касса закрыта и висит на ней безнадежное для нас сообщение.
На первых же моих словах начальник захлопал глазами и окончательно проснулся. Быстро поднялся, шагнул ко мне, пристально вгляделся в мое лицо, потом отшатнулся, потом пробормотал: «Нет!», затем подошел вплотную, ухватил меня за плечо и закричал: «Не может быть!.. Вы?!»
Я не особенно уверенно ответил: «Я…»
Он вдруг захохотал, схватил мою руку, принялся ее трясти, дергать и раскачивать: «Удивил!.. Нет, удивил!.. Живьем… Сам Максим!.. А?.. Максим?..»
Сандлер с готовностью подтвердил: «Максим! Максим!..» И тут же с довольным видом подмигнул мне, дескать: «Теперь все в порядке… Поедем!..»
— В первый раз вижу живьем!.. — радостно восклицал начальник и, продолжая выкручивать мне руку, потащил меня к окну. Перегнувшись через подоконник, он завопил: «Марьям!.. Эй, Марьям!.. Кто там? Эй, иди сюда!..»
Не ожидая ответа, он вернул верхнюю половину своего туловища в комнату, с воодушевлением объявил Сандлеру: «Вот это да!..» — и сызнова принялся разглядывать меня и целиком и по частям.
Я оказался примерно на положении обезьяны в зоопарке. Было и неловко, и смешно, и в то же время чертовски приятно, что меня узнали в этой дыре и отнеслись с такой симпатией… ну, конечно же, не ко мне, а к Максиму… впрочем, тогда-то мне казалось, что ведь это одно и то же.
И вдруг начальник хлопнул себя по ляжкам и так же громко и возбужденно возгласил: «А ведь билетов-то нет!.. И не будет!.. Состав переполнен!..»
— Как не будет?.. Как же так?!
Наше с Сандлером благодушие тут же испарилось, и мы представили себе всю сложность нашего положения: одинокий станционный домик стоял в голой степи, ни места для спанья, ни еды здесь достать негде и не у кого. Машина, которая нас привезла, сразу же укатила обратно.
— Что же нам делать?.. Что?.. — настойчиво вопрошали мы у нового знакомца.
— Что? — переспросил он и, наконец, перестал развлекаться разглядыванием моей персоны. — Надо придумать что-нибудь. А то положение-то ваше… И ведь поезд стоит у нас одну минуту… Ну, это ладно. Мы его задержим… Проводники тут двери вагонов не открывают, но у меня ключ есть!.. Я вас в какой-нибудь тамбур посажу… Проводник, конечно, поначалу будет ругаться, ну, а вы это мимо ушей… А потом разглядит вас и спокойненько вы поедете… А бригадиру поезда я скажу, кого я ему устроил, он и оборудует что-нибудь для вас по дороге… попозже… найдет какие-нибудь местечки… Так?