Последние сажени казаки, погруженные в себя, двигались неспешно. Почти все нашёптывали нужные для вхождения в Раж молитвы. Никита Кайда тихонько напевал старую казачью песню, таким образом тоже переходя в требуемое состояние. Чуть громче подхватил известные слова Михась Колочко. За ним запел Матвей Чубатый. А следующие слова повторяли уже все характерники, в полголоса, а кто и вовсе под нос бубнил. Но песня катилась, почти неслышная, чаще угадываемая. И распрямили казаки спины, и сжались пальцы на рукоятях сабель, и лёгкий румянец подкрасил бледные щёки.
Кони, словно догадываясь о гибельном задании своих хозяев, шагали спокойно, откликаясь не то что на движение руки с поводом, но и на мысль человека. Такое у животных случается в минуты опасности и напряжения. Как вот ныне, перед смертельным боем. Подминая высокую траву, срывая на ходу высокие метелки лугового разнотравья, размашисто кивали мордами. И вздрагивали кожей, отгоняя назойливых паутов. Перед последним взгорком атаман обернулся к Власию. Тот, почувствовав взгляд, поднял глаза, и кивок ответил на молчаливый вопрос.
Космята, не останавливаясь, вытянул саблю, другая рука поправила петлю кистеня на запястье, и уже не оборачиваясь, словно ощущая кожей спаренные движения товарищей, он сжал бока кобылы ногами. Казаки выхватывали сабли, в руках появлялись ножи, выставлялись пики. Матвей Чубатый, Никита Кайда, Пахом Лешик и Михась Колочко взяли в руки по две сабли, и загудели клинки, разрезая упругий воздух. Оборучники разминали плечи и кисти. Гришка Лапотный и Пашка Литвин, невзрачный казак, с усами, лежащими на груди, вооружились метательными ножами, запихнув за пояс запасные. Борзята решил начать личную войну с бросков коротких копий — дротиков, ещё загодя приготовив сразу четыре. Ухватив в каждую руку по одному, он ещё раз позамахивался, словно на тренировке, имитируя бросок. Затем, сжав в одной руке все четыре дротика, другой передвинул поближе к животу саблю, чтобы было удобнее выхватить, когда наступит её черед. Власий Тимошин сдавил в одной руке рукоять сабли, словно собираясь расколоть её, как орех, другая ухватила огромный нож, с пятивершковым[8]лезвием. Махнул им — в воздухе тонко свистнуло. Савва Баталов пригожий, благообразный, и не скажешь, что воин первостатейный, приготовил лук. Дернул, проверяя, тетиву. Поерзав плечами, убедился, что колчан удобно пристроился за левым плечом. Сражение решили провести без огнестрельного оружия, чтобы враги с дальнего края стана как можно дольше оставались в неведении, что же происходит на его другом конце. Так рассчитывали успеть положить побольше бусурман.
Лошадь Космяты выскочила на пышную луговину, залитую густыми солнечными лучами. Власий, ускорив коня, догнал атамана, лишь немного завернул вправо. Он один знал, где находится татарский пост. Теперь весь отряд, выстроившись в малую лаву, мчался галопом. Лес стремительно приближался. Вот и первые дубы мелькнули по сторонам. Лошади легко находили дорогу между деревьями. И верно, без валежника лесок. А то, что пахнет нехорошо, — дело десятое. Уже различались группки врагов, рассевшиеся кружками вокруг костров. Так же лавой вывались на луг. Метёлки спелой травы хлестнули по сапогам, лошади чуть замедлились.
Неожиданно саженях в двадцати из травы выглянуло озабоченное лицо татарина. Узрев наваливающихся казаков, он скривил губы, собираясь что-то закричать, но в следующий момент стрела, выбив верхние зубы, глубоко погрузилась в распахнутый рот. Второго дозорного только поднимающегося на коленях, чтобы посмотреть, что же встревожило его напарника, зарубил Власий.
На опушке оглянулись несколько врагов. Остановившись в нерешительности, они прикрывали слепящиеся глаза ладошками, пытаясь разглядеть, кто же там приближается. Казаки нарочно почти ложились на гривы, чтобы дольше оставаться неузнанными. Такая тактика принесла первый успех: татары начали проявлять лёгкие признаки беспокойства, когда до крайних из них оставалось не более десятка саженей. Неуставшие лошади проскочили их за пару ударов человеческого сердца.
И началось.
Татары только ещё поднимали руки и поворачивали головы, чтобы закричать и поднять тревогу, а казаки гибельным смерчем уже вламывались в лагерь, круша всех на пути. В первые же мгновения боя дротики и ножи разлетелись смертельным веером по округе и ни один из них не миновал намеченной цели. Следом замелькали сабли. Татары просто не успевали организовать хоть какую-то оборону. Казачья лава двигались десятисаженной полосой и, словно корова языком, уничтожала всякое движение. За ними оставались потоки крови, неподвижные тела, рассеченные, безголовые и мертвая, никем не нарушаемая тишина. На первую сотню сажень углубились в татарский стан, почти не встретив ожидаемого противодействия. Враги, обезумев от ужаса, при одном виде казаков бросали оружие и бежали, ломая ноги и сминая товарищей, ещё не сообразивших, что творится. Некоторые падали на колени, поднимая руки. Казаки не давали им пощады. Несколько стрел полетели в сторону нападающих, но характерники, вошедшие в Раж, легко отмахнулись от них саблями.